Сестра Хаос

"Пелагия и красный петух" - первая за последние годы акунинская книга, выходящая в свет относительно тихо: ни тебе давки у касс с требованием не давать более двух штук в одни руки, ни ночующих у дверей магазина "Москва" книголюбов, ни смелого бескомпромиссного анализа новинки ведущими культурологами на страницах ведущих изданий. А вот еще совсем уже страшное и небывалое событие: главнейший столичный реестр культурных товаров и услуг - журнал "Афиша", кажется, не отрецензировал ее вовсе. Укрепившись в статусе литературного магната, Акунин вместе с тем почти окончательно утратил любовь пристрастно читающей публики. Случилось это, с одной стороны, вполне заслуженно, с другой - не вполне. Действительно, несколько вялый предыдущий релиз ("Любовник Смерти / Любовница смерти"), довольно-таки отвратительный сериал по "Азазелю" и в целом несколько избыточное присутствие писателя во многих областях культурной и общественной жизни страны разом - все это слегка испортило прежде безупречный акунинский бренд. Вместе с тем нынешнее раздражение в его адрес связано не столько с падением качества продукции, сколько с нервическим отношением упомянутой пристрастной публики к собственной культурной верильности. Акунин сегодня остается ровно тем, кем был всю дорогу: блестящим литературным технологом - отменно умеющим тюкать, как молоточком, по тем специфическим центрам удовольствия, какие имеются в головах у начитанных людей. Несмотря на некоторый кризис формы (выражающийся в том числе и в появлении у него пресловутых двухтомников), тюкает он по-прежнему весьма точно, и то, что некоторая часть аудитории вдруг осознала, что получать удовольствие таким образом стыдно, - проблема аудитории, а не писателя. "Красный петух" - возможно, лучший из романов "провинциального" цикла, которому (в отличие от тех же спаренных "Любовников") большой объем идет на пользу, а самые вкусные и приятные из акунинских штампов представлены как на сборнике all the best - в улучшенном и перемиксованном виде. Тут имеются не один, а целых два в разной степени трогательных профессиональных суперубийцы, сразу несколько разнокалиберных заговоров и занятное описание реконструкции городов-побратимов Содома и Гоморры, осуществляемой на соросовский грант. Ключевой ход несколько сомнителен с точки зрения хорошего вкуса, но всерьез обсудить его невозможно, не раскрыв при этом сложносочиненной и действительно ловкой детективной интриги. Памятуя об акунинской склонности к всевозможным обманкам и злоупотреблениям читательским доверием (взять хоть давнишний его финт с подзаголовком "последний из Романов" к одной из частей фандоринского цикла - фокус сам по себе нехитрый, но сколько гимназисток при виде той обложки сделалось как полотно), тут следует внести ясность. Подвоха на сей раз нет, "Красный петух" - книжка действительно окончательная. Вроде как сохранив Пелагии жизнь, Акунин вместе с тем выводит веснушчатую расследовательницу из игры способом, который кому-то может показаться даже излишне радикальным. После того что случается с ней в финале, о сестре Пелагии более нельзя сочинять детективов: ее дальнейшая судьба теоретически, конечно, может быть описана - но не Акуниным уже, а каким-нибудь, прости господи, Ником Перумовым. Все это, как уже было сказано, довольно грустно. Мало того что девушки Пелагии будет не хватать, так еще и невостребованным остается целый ворох отменных названий, которые критики придумывали всем миром, на общественных началах. Пропадают "Пелагия и серый волк", "Пелагия и зеленый змий" и, конечно же, "Пелагия и голубое сало", предназначавшееся для возможной коллаборации Акунина с прозаиком Сорокиным. То, что обещало стать долгой и замечательно пестрой лентой, обернулось странным триколором, тотемным столбиком, на котором черный человек сидит на белой собаке, а красная птица - на черном человеке. Делай с ним что хочешь, понимай как умеешь.