Печальный плагиатор

Внешне, впрочем, все было нормально. Писемский преуспевал, в том числе и в финансовом плане. На каждый новый гонорар он строил на своем участке новый дом, который сдавал внаем. Названия домам давались по произведениям, на которые они были возведены. Жильцы обитали в строениях, носящих собственные имена, как виллы из романов Агаты Кристи. Правда, названия были довольно странными - вместо каких-нибудь "Мечты", "Элегии" и "Одинокой хижины" постояльцы Писемского обитали во "Взбаламученном море", "В водовороте" и "Людях сороковых годов". По средам Писемский устраивал журфиксы, на которых блистали остроумием Островский, Мельников-Печерский, Репин. Юрист Анатолий Кони описывал один визит к писателю: "Писемский вошел в просторном летнем платье, но без галстука. Расспрашивая Куликова (тоже одного из визитеров - А.М.) о его семейных делах, он отстранил рукой налитый ему стакан чаю и, налив большую рюмку водки, выпил ее залпом, ничем не закусив. Через несколько минут он повторил то же самое и угрюмо замолчал, неохотно отвечая на вопросы. Через десять минут он выпил третью рюмку. Я взглянул вопросительно на бедную Екатерину Павловну (супругу Писемского - А.М.). Она с печальной улыбкой в ответ мне пожала плечами и с затаенным страданием посмотрела на мужа". Кони (да и не только он) пытались вразумить хозяина: - Алексей Феофилактович, зачем вы это делаете? Ведь это вам вредно. На что тот отвечал: - Я без этого не засну! Не могу я спать без этого. Они... не дают мне спать. Стоят вокруг меня и предо мной всю ночь и смотрят на меня, - и живут, и не дают мне заснуть! "Они" - это герои тех произведений, в честь которых была названа недвижимость писателя. Пьянство не было единственным его "чудачеством". Он, например, крайне небрежно одевался, иной раз говорил довольно неожиданные вещи, а на шее носил грязную веревочку. Визитеры думали, что это крестик, удивлялись - ведь излишней набожностью Писемский, как было всем известно, не страдал. Но Алексей Феофилактович их успокаивал - дескать, не волнуйтесь, это всего-навсего мундштук для папирос, я их теряю постоянно. Критик Павел Анненков писал: "Я замечал год от году все большую перемену в Писемском: - он заметно отяжелел и осунулся, а красивое лицо с крупными, умными чертами, его отличавшими, приобретало все более и более болезненное выражение. Он ничем не страдал, но жаловался на утрату сил". Конечно, у всего этого были объективные причины. К примеру, неожиданно окончил жизнь самоубийством его сын, приват-доцент Московского университета. Причем всех поразила посмертная записка Павла Алексеевича - вместо объяснения причин там были перечислены его долги (надо сказать, довольно незначительные). Да и репутация Писемского как "прогрессивного" писателя страдала. Журнал "Будильник" сообщал: "В одну из своих прогулок по Тверскому бульвару Алексей Феофилактович Писемский, только что выпустивший в "Русском вестнике" последнюю часть своего "Взбаламученного моря", был жестоко освистан молодежью, почему-то нашедшею в "Море" - море направленной против нее грязи и, вследствие этого, засевшей в "кофейную" с специальной целью освистать обидчика". Но, надо сказать, были в этом угнетенном состоянии и некоторые преимущества. К примеру, когда Писемский попросил своего коллегу Мельникова-Печерского проконсультировать его насчет хлыстовства, тот предоставил Писемскому для знакомства с темой соответствующую главу из рукописи "На горах" Писемский, не долго думая, перекатал произведение Печерского, внеся лишь незначительные изменения. "Консультанту" пришлось все переделывать заново.Вряд ли бы Писемскому это сошло с рук, если бы не его особенное, вызывающее жалость, состояние.