Дом № 38 по Остоженке (где ныне обучают иностранным языкам) во времена Екатерины слыл одним из центров знаменитого нашего хлебосольства. Принадлежал он генералу и сенатору Петру Дмитриевичу Еропкину.
Одна из современниц вспоминала: "Когда Еропкины живали в Москве, у них был открытый стол, то есть к ним приходили обедать ежедневно кто хотел, будь только опрятно одет и веди себя за столом чинно; и сколько бы за столом ни село человек, всегда для всех доставало кушанья: вот как в то время умели жить знатные господа".
По словам той же мемуаристки, внешность Петра Дмитриевича также отличалась колоритностью: "Он был высокого роста, очень худощавый, несколько сгорбленный... Глаза у него были большие, очень зоркие и довольно впалые, нос орлиный; он пудрился, носил пучок и был причесан в три локона".
Впечатляла москвичей манера Петра Дмитриевича наносить визиты. Он первым делом высылал курьера, который выяснял, на месте ли хозяева и могут ли они принять сенатора. В случае положительных ответов спустя некоторое время перед домом появлялась еропкинская карета, запряженная с предельной роскошью - цугом и с шорами на лошадиных мордах. Впереди ехали всадники. Один из них трубил в рожок, и лишь после того, как протрубят в ответ с крыльца, вельможа выбирался из кареты.
Но в историю Петр Еропкин все-таки вошел в первую очередь как усмиритель чумного бунта 1771 года. Причиной его было то, что москвичи искали избавления от эпидемии в иконе Боголюбской Богоматери, висевшей рядом с нынешней Славянской площадью. Толпы москвичей теснились перед образом, прикладывались к нему пересохшими губами, и от этого заразы становилось еще больше. Власти попытались воспрепятствовать этому антисанитарному паломничеству, что и вызвало известный бунт.
А усмирение происходило таким образом. Еропкин оседлал коня, подъехал к месту происшествия и велел бунтовщикам разойтись. В ответ в Еропкина стали кидать камнями и поленьями. Еропкин приказал выстрелить по толпе из двух приготовленных заранее орудий. Из гуманности заряд был холостым. Это лишь усугубило ситуацию. Москвичи, увидев, что стрелять-то в них стреляют, а убитых нет, решили, что имеют дело с чудом. С криками "Мать крестная Богородица за нас" обыватели двинулись штурмовать Кремль. Тогда Еропкину пришлось прибегнуть уже к боевым зарядам. Ценою множества убитых и увечных бунт удалось усмирить.
За этот героический поступок императрица наградила Петра Дмитриевича четырьмя тысячами крепостных. Однако он ответил пусть и вежливым по форме, но по факту дерзостным отказом.
- Нас с женой только двое, детей у нас нет, состояние имеем, к чему же нам набирать себе лишнее?
Затем, уже в бытность свою главнокомандующим Первопрестольной, он снова отверг екатерининские подношения.
- Матушка-государыня, - сказал Петр Дмитриевич, - доволен твоими богатыми милостями, я награжден не по заслугам: андреевский кавалер, начальник столицы, заслуживаю ли я этого?
- Вы ничего не берете на угощение Москвы, - отвечала царица, - а между тем у вас открытый стол, не задолжали вы? Я заплатила бы ваши долги.
На это Еропкин сказал:
- Нет, государыня, я тяну ножки по одежке, долгов не имею и что имею, тем угощаю, милости просим кому угодно моего хлеба-соли откушать. Да и статочное ли дело, матушка-государыня, если мы будем должать, а ты станешь за нас платить долги.
Впрочем, не исключено, что Петр Дмитриевич просто обиделся на "матушку". Ведь главным спасителем города от эпидемии был все же объявлен не он, а Григорий Орлов. В Царском Селе в честь фаворита установили триумфальные ворота с надписью "Орловым от беды избавлена Москва" и, кроме того, была выбита медаль с изображением Григория Григорьевича и надписью "За избавление Москвы от язвы в 1771 году".
Бедный Еропкин оказался вроде как в тени орловской славы. А человек он был не бедный и имел возможность обойтись без лишних четырех тысяч крепостных.
А что вы думаете об этом?