Рояль с тараканами

Героиня - застегнутая на все пуговицы консерваторская училка (Изабель Юппер), у которой в жизни только Шуберт и полубезумная мама (Анни Жирардо), а все желания загнаны в подсознание, где гниют и откуда лезут наружу в виде запредельной мутной дряни. Во время показа фильма на Московском кинофестивале половина зала чуть не поубивала другую: одним было смешно, другим - в полном соответствии со школьной считалочкой - обидно. "Пианистка" снята по написанной пятнадцать лет назад книжке австрийской писательницы Эльфриды Елинек. Ханеке и Елинек - два сапога пара. Они соотечественники и почти ровесники, оба социалисты, пианисты, диссиденты с репутацией идейных человеконенавистников. Всю свою жизнь они, каждый на свой лад, изучали принцип работы общественных механизмов, превращающих людей в чудовищ. Даже как-то странно, что они прожили почти полвека по отдельности и нашли друг друга только сейчас. Михаэль Ханеке родился в Вене в 1942 году, Эльфрида Елинек - в 1946-м. Родители Ханеке работали в кино, у Елинек была ортодоксальная католическая мама и еврейский папа, в прошлом военный химик и тайный коммунист. Ханеке учился в консерватории и даже пытался делать карьеру пианиста, но в результате стал кинокритиком. С Елинек все было куда серьезней: католический детсадик, с трех лет балет, французский, рисование, с семи - скрипка, виолончель, пианино, с пятнадцати - консерватория. Ее отец сошел с ума и скончался в лечебнице закрытого типа, когда Елинек было 22. За год до этого она сама свалилась с нервным расстройством, вызванным постоянными перегрузками, а придя в себя послала подальше Шуберта, консерваторию, университет и маниакальную маму, хотевшую как лучше. Порвав с семьей, Елинек пошла в литературу исключительно в знак протеста: это было единственное из изящных искусств, которым ее в детстве не заставляли заниматься. Литература стала для нее оружием мести - не только за собственную поломанную психику, но и за всех маленьких пианисток на свете. Ханеке и Елинек не были знакомы, хотя всю жизнь двигались параллельно: печатались в одних журналах, почти одновременно пришли в театр - она как радикальный молодой драматург, он как радикальный молодой режиссер, одновременно занялись телевидением - она писала сценарии, он ставил телеспектакли по классике. Елинек считали ультрафеминисткой, сумасшедшей, но талантливой, Ханеке - новатором, из которого, может статься, выйдет толк. Почти одновременно (Елинек чуть раньше) оба вдруг стали гордостью австрийской культуры. Елинек писала пламенную левацкую публицистику, обличала правительство, величаво принимала госпремии и небрежно отметала обвинения в порнографии. Ханеке отрастил бороду лопатой и завел привычку на премьерах ласково говорить публике: "Желаю вам неприятного просмотра". Когда соотечественники отдали свои голоса нарядному наци Йоргу Хайдеру, Ханеке немедленно эмигрировал во Францию. Элинек уехать не смогла, потому как должна была ухаживать за старенькой мамой, однако призвала европейцев к экономическому и политическому бойкоту Австрии и сама подала пример, перестав что-либо публиковать на родине. Тут они и встретились. Для того чтобы люди, 30 лет ходившие одними ступеньками, познакомились, одному потребовалось уехать в добровольное изгнание, а другой - дать обет молчания. Елинек, прежде не дававшая разрешения на экранизацию своей прозы, была очарована методами Ханеке: свойственная ей самой манера глядеть на общество как на скопище довольно противной насекомой органики как нельзя лучше сочеталась с его хирургическими замашками. Ощущение такое, что попал на предметное стекло к двум вдумчивым неспешным энтомологам. Они глядят на тебя сквозь линзы, тычут в живот стеклянной палочкой и вполголоса дивятся тому, какой ты несчастный и гадкий. Ощущение достаточно неприятное. Австрийцам, больше всего на свете гордящимся своей классической музыкой и высоким процентом юных виртуозов среди населения, должно быть неприятно вдвойне. Проще всего отмахнуться, списать все на дурь больных на голову шампанских интеллектуалов, зажравшихся в своих венских кондитерских берлинскими печеньями и прочими захер-мазохами и утративших основополагающее для всех идейных яппи чувство того, что война фигня, фашизм обождет, а жизнь прекрасна. К сожалению, этот вариант не срабатывает у тех, кого в детстве мама водила в музыкальную школу.