Итоги прошедших выборов в Европейский парламент (ЕП) в целом соответствуют прогнозам: катастрофы не случилось, но политический ландшафт становится более разнообразным. Евроскептики и близкие к ним правопопулистские партии незначительно увеличили свое представительство — со 150 до 180 мандатов, что составляет четверть депутатского корпуса.
Также сложно говорить о доминировании евроскептиков в отдельных странах ЕС. Да, партия Марин Ле Пен во Франции получила 24% голосов и заняла первое место, и это важный символ. Однако остальные французские партии, более или менее активно поддерживающие евроинтеграцию, вместе получили 76% голосов. Также важно понимать, что большинство континентальных евроскептиков не требуют роспуска Евросоюза или выхода своей страны из ЕС. Их цель — возврат на национальный уровень части полномочий в отдельных сферах.
Второй тренд — сокращение влияния центристских партий. Этот процесс продолжается уже около 20 лет. По итогам прошедших выборов эти партии впервые получили меньше половины мандатов. Однако Европарламент никогда не разделялся на правящее большинство и оппозицию. Руководящие органы ЕП формировались с участием всех политических групп, руководящие посты в комитетах также распределялись между всеми группами в зависимости от их численности. Конструктивное взаимодействие правого и левого центра было важным элементом эффективной работы ЕП, но консенсусный характер европейской политики всегда подразумевал вовлечение в процесс принятия решений максимально широкого круга политических сил. Теперь достижение компромиссов потребует бóльших усилий, но оно не становится невозможным.
Третий значимый вывод — нынешние выборы вместо традиционно скучного голосования превратились в битву за будущее Евросоюза. Хотя в каждой из стран ЕС, как и раньше, участвовали национальные партии, предвыборная дискуссия концентрировалась не на вопросах внутренней политики, а на общеевропейской повестке дня. Это свидетельство нового этапа политизации Евросоюза. Уже давно деятельность ЕС являлась важным фактором, формирующим не только экономическую, но и политическую ситуацию в странах-членах. И мы видим, как политические элиты и общества государств во все большей степени признают этот факт и воспринимают Евросоюз как один из системообразующих элементов национальной политики.
Избирательная кампания на прошедших выборах была построена на дихотомии — «больше» или «меньше» Евросоюза. Эта дихотомия будет институционализирована в новом составе Европарламента. В дополнение к классической оси правые-левые окончательно сформируется ось сторонников углубления интеграции («макронисты» и либерал-демократы) и евроскептиков. Усложнение политического ландшафта ведет к большей гибкости, позволяя формировать различные коалиции при обсуждении разных вопросов.
Прошедшие выборы — это хороший повод оценить состояние дел в Евросоюзе. Информационное пространство насыщено сообщениями о множестве проблем и разногласий внутри ЕС, и это важная часть реальности. Однако гораздо важнее, что Европейский союз продолжает функционировать и развиваться. Сегодня, как и в предшествующие десятилетия, построенная в ЕС система регионального сотрудничества делает невозможными даже спекуляции об использовании силы в отношениях между государствами-членами. Жителям ЕС доступны свобода перемещения через границы и блага единого рынка, а также удобства, которые дает единая валюта. Институты ЕС последовательно реализуют многочисленные отраслевые политики. Работает усовершенствованная после кризиса 2009–2011 годов система управления в еврозоне.
Однако меняющееся настроение граждан создает новую политическую реальность. Сегодня лишь в немногих странах ЕС правительства могут позволить себе последовательную поддержку углубления интеграции по широкому кругу вопросов. Большинство лидеров, вынужденные учитывать внутриполитическую динамику и специфические национальные интересы, по отдельным вопросам готовы искать общие решения на общеевропейском уровне, а по другим будут склонны минимизировать роль ЕС, чтобы сохранить/вернуть себе свободу рук для проведения национальной политики.
В последние годы на смену сторонникам «больших идей» приходят прагматики. Значительная часть политиков (как еврооптимистов, так и евроскептиков) будет практически оценивать полезность Евросоюза как общего инструмента для ответа на общие вызовы. При таком подходе появляется шанс примирить непримиримое: углубить интеграцию ЕС в тех сферах, где это очевидно необходимо для достижения общих целей, и проявить бóльшую гибкость в политически чувствительных вопросах либо там, где этого требуют различия в национальных интересах. При этом все ответственные политики в Европе понимают, что сохранение и развитие системообразующих проектов ЕС отвечает стратегическим интересам их стран. С другой стороны, цена деградации ЕС настолько высока, что является эффективным стимулом для политических элит искать совместные ответы на общие вызовы.
Сегодня усиливаются экономические различия между более развитыми (север и запад Европы) и относительно отстающими экономиками юга и востока региона. Это повлечет за собой дальнейшую дифференциацию между странами по уровню политического влияния. Становятся более заметными ценностные различия между западноевропейскими и восточноевропейскими странами ЕС.
В среднесрочной перспективе значение России для ЕС будет определяться двумя факторами. Во-первых, Москва воспринимается как источник геополитических рисков (в данном случае восприятие даже важнее реального состояния дел). Во-вторых, РФ сохранит роль крупнейшего поставщика энергоресурсов. В этих условиях европейцы останутся заложниками усиления стратегической конфронтации между США и Россией. Кроме того, различие позиций между странами ЕС по поводу отношений с Москвой будет препятствовать выработке каких-либо значимых решений.
Автор — заведующий кафедрой интеграционных процессов МГИМО
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
