Кульбит Кульбина
В Инженерном замке Русского музея открылась выставка к 150-летию со дня рождения Николая Кульбина — художника-самородка, теоретика искусства и видного авангардиста, чье творчество пришлось на последнее десятилетие Российской империи. Эта фигура сегодня не на слуху, но без нее невозможно представить историю и дух Серебряного века и эпохи футуризма.
Кульбин — художник-дилетант, по образованию медик. Активно заниматься живописью он стал в 1907 году, накануне своего 40-летия, будучи приват-доцентом Военно-медицинской академии и врачом Главного штаба. По легенде, он осознал свое истинное призвание благодаря почти мистическому озарению, после чего деятельность высокопоставленного врача дополнилась исступленным трудом на «фронтах» авангардного искусства. Актриса Валентина Веригина писала в мемуарах: «Меня он восхищал как парадокс: до крайности почтенный доктор — крайний левый художник».
— Кульбин умер вскоре после Февральской революции, а год спустя, 100 лет назад, состоялась его большая посмертная выставка, — рассказала «Известиям» старший научный сотрудник Русского музея, куратор новой экспозиции Юлия Солонович. — Пожалуй, с того времени наша ретроспектива его творчества — самая крупная.
В первом зале демонстрируются пейзажи, в которых очевидно влияние новой французской живописи: импрессионизма и постимпрессионизма, фовизма и пуантилизма. Отрывистые мазки несмешанными красками, размытые контуры дают ощущение воздуха и активизируют зрительское воображение.
Следующий зал посвящен театру. Кульбин сотрудничал с режиссерами-реформаторами Всеволодом Мейерхольдом и — особенно тесно — с Николаем Евреиновым, который вспоминал, что у него с Кульбиным, охваченным «театральной гипербулией», было нечто вроде творческого супружества. Среди кульбинских эскизов — проект занавеса для летнего театра в Териоках 1912 года. Здесь и портрет Евреинова: автор концепции тотальной театрализации изображен как человек старинной эпохи в окружении масок.
Есть еще небольшой зал, где выставлены афиши, автографы и личные вещицы Кульбина; и большой — с его портретами как малоизвестных, так и очень известных людей — Леонида Андреева и Федора Сологуба, Александра Куприна и Корнея Чуковского, Давида Бурлюка и Алексея Крученых. Сделанные спонтанно, быстрыми, точными росчерками, эти рисунки происходят в основном из кафе «Бродячая собака», интерьеры которого украшали кульбинские работы. Сам художник был завсегдатаем легендарного подвала.
На фоне графики выделяется цветной портрет отца итальянских футуристов Маринетти — Кульбин активно участвовал в организации его приезда в Петербург. С визитом Маринетти связан драматичный эпизод: поэт Велимир Хлебников тогда раздавал листовки, где высмеивались русские, что «плетут перед итальянцем холопские кружева, склоняя благородную выю Азии под ярмо Европы», и Кульбин, разумеется, осерчал на гения. Но спустя пару лет благородно протянул ему руку помощи. Попав на фронт Первой мировой, футурист отправил художнику отчаянное письмо, и тот употребил всё докторское влияние, чтобы поэта признали психически нездоровым и освободили от службы. Эту историю можно вспомнить, увидев трагический лик Хлебникова, написанный Кульбиным.
Увы, экспозиции в целом не хватает «режиссуры», здесь не возникает тот «демон театральности» (выражение Евреинова), в лапах которого находились и художник, и его эпоха. Академичные залы, рядовая развеска картин по стенам — скорее отражение той размеренно-чиновничьей стороны жизни Кульбина, которую он сам преодолевал творчеством и «левацкими» исканиями. Впрочем, смысловое завершение выставки найдено точно: в конце пути зритель оказывается перед портретом ее героя, выполненным Сергеем Судейкиным. Готическое, жилистое лицо аскета, большие мудрые глаза, устремленные вдаль... Художник изображен надмирно, со «средневековой» двухмерностью, что напоминает о его мистическом перевороте в середине жизни, о том поразительном кульбите Кульбина.
