«Смотрю зрителям в глаза и веду постоянную исповедь»
Звезда нового спектакля Дмитрия Крымова — актриса Мария Смольникова — сидит в кофейне на Сретенке, сосредоточенно читая толстенную книгу «Марина Цветаева. Беззаконная комета». В довершение космической темы широкий серый свитер Марии украшен вышитыми звездами. К свитеру прикреплена брошь — еще одна звезда, на этот раз золотая. Оно, в общем-то, неудивительно. В прошлом году Смольникова «выстрелила» дважды: сначала снявшись в фильме Федора Бондарчука «Сталинград», следом получив главную театральную премию страны — «Золотую маску» в номинации «Лучшая актриса» за сыгранную ею на сцене Театра «Школа драматического искусства» главную роль в спектакле Дмитрия Крымова «О-й. Поздняя любовь». Нынче снова премьера. В том же самом театре, у того же самого режиссера и снова по Островскому Мария Смольникова исполнила главную роль в постановке «Безприданница» и рассказала порталу iz.ru, почему название спектакля, вопреки правилам русского языка, пишется через букву «з».
Об опыте и провалах
— Вы получили «Золотую маску» за роль в спектакле «О-й. Поздняя любовь», поставленном в Школе современной драматургии Дмитрием Крымовым. Успех налицо. При этом слышал, вы поступили в ГИТИС аж с третьего раза. Как это вышло?
— Так случается со многими, в том числе и с теми, кого спустя некоторое количество лет признают и награждают. В первый раз я поехала поступать сразу после школы и практически ничего о театре не знала. Я была такой, что и сама бы себя никуда не взяла, потому что у меня не было ни сил, ни нужного количества жизненного опыта.
Я была, как бы это сказать… невесомой, неуверенной в себе девочкой с робким, тихим голосом. Этаким олененком, попавшим в большой город. Вот на основном конкурсе и срезалась.
— Переживали сильно?
— Еще как! Я вообще не представляла, что мне дальше делать, потому что больше ничего не умела. Как-то так вышло, что актрисой я мечтала быть с первого класса — именно тогда я начала ходить в театральную мастерскую при школе.
О крокодиле и Джульетте
— Свой первый спектакль помните?
— Ой… Кажется, это было наблюдение за животными. Мне было то ли восемь, то ли девять лет, и я изображала обезьяну и крокодила. Этот спектакль мы даже показывали в Москве на выставке художника, о котором я сейчас только и могу вспомнить, что у него была запоминающаяся фамилия — Вишня. После в Доме актера я отдельно играла крокодила. Это было ужасно! Я была в зеленой водолазке и зеленых колготках, которые с меня постоянно слезали. Я ползу, колготки ползут вслед за мной. Наверное, со стороны это выглядело очень смешно, но, знаете, внутри я чувствовала себя самым настоящим крокодилом, хищно высматривающим жертву!
— Никого не покусали?
— Слава богу, до этого дело не дошло. Но угрожающие взгляды я на людей постоянно кидала… Знаете, я сразу поняла: эта студия имела для меня куда больше смысла, чем учеба в школе. Там было всё — и страх, и радость, и мальчик, в которого я была влюблена. И еще я там набралась опыта, который после мне очень пригодился. Ведь, не поступив в ГИТИС, я вернулась в свой родной Екатеринбург, где меня взяли в мою школу вести группу продленного дня. С моим ростом и комплекцией среди старшеклассников я потерялась бы, а тут вокруг меня были малыши. Я придумывала им интересные задания, играла с ними, так как хорошо знала, чем заниматься с ребятней.
— Однако вы не поступили и на второй год.
— Увы. И опять уехала в Екатеринбург. А оттуда — в Нижний Новгород к друзьям-актерам, которые работали в местном ТЮЗе. Потом случилось так, что я, не имея образования, осталась с ними!
А потом случилось так, что сыграла там Джульетту! Но мечта об обучении меня не покидала!
О радостях и смыслах
— В чем кайф актерства?
— Я бы не хотела называть это кайфом, потому что это другое. Это радость. Радость от обмена энергией, которую чувствуешь, выходя на сцену. Радость от ощущения своей смелости, которой мне не всегда хватает в повседневной жизни. Радость от общения с людьми. Я же раньше была очень скромной и зажатой. И первое, о чем думала, выходя на сцену: что обо мне думают зрители, что они от меня ждут и смогу ли я им это дать.
— А теперь?
— Теперь я понимаю, что всё не так страшно. Теперь я чувствую свою наполненность, смотрю зрителям в глаза и веду перед ними постоянную исповедь. В этом есть большая опасность — вспыхнуть и сгореть. Но пока я просто иду за своим сердцем.
— И всё же на сцене вы не такая, как вне ее?
— Да. Вне сцены я более человек «в себе», самый настоящий интроверт. А театр помогает мне реализовать свои черты экстраверта.
Не знаю, как бы я смогла существовать без этого, ведь профессия дает мне и силы, и смыслы.
— Вам важна похвала?
— Я над этим часто думаю… Конечно, важна! Что бы человек ни делал, ему всегда важен отклик, понимание, что его работа кому-то нужна. Другое дело, что на похвалу нельзя ориентироваться, вестись на нее, излишне обольщаться. Тем более что я человек чувствительный и меня вообще легко сбить с толку. И тогда я могу остановиться. А останавливаться нельзя! Так что для меня, пожалуй, важнее похвалы вот что: то, что я люблю свою профессию, и то, что благодаря ей я могу кому-то помочь. Ведь искусство именно для этого и нужно, правда? Иначе какой во всем смысл? Тщеславие?
О Ленине и снах
— Что значит для вас полученная «Золотая маска»?
— Это всего лишь бонус для привлечения внимания. Вчера тебя не знал вообще никто, а сегодня кто-то, может, и поинтересуется, что это за актриса такая, получившая премию. Вдруг она неплохая? Надо присмотреться!
— Я вот тоже сейчас сижу и к вам присматриваюсь... Вам не говорили, что вы похожи на знаменитую французскую актрису Жюльет Бинош?
— Говорили. Но она такая женщина... А я пока только учусь ею быть.
— Однако сложно представить, что с такой внешностью в спектакле Дмитрия Крымова «Горки-10» вы играли Ленина.
— Ой, это была удивительная история! Представляете, однажды после репетиции я пришла в столовую, где рассказала своим ребятам о сне. Мне приснился Ленин! Он позвонил в дверь моей квартиры. Я открыла. Он стоял, невысокий, рыжий. «Ты не переживай, я ненадолго, — сказал он. — Просто посмотрю, как здесь теперь». И прошел на мой балкон... Я поведала об этом сне, и в тот же момент Крымов сказал, что уже утвердил меня на роль Владимира Ильича. Мистика!
О пряниках и планах
— Вы говорили о приятности похвалы. Не могу не спросить в связи с премьерой «Безприданницы»: Дмитрий Крымов вас часто хвалит?
— Он может и поругать, и похвалить. Всё зависит от того, что нужно, чтобы наше общее дело двигалось и развивалось!
— Может, раскроете секрет, откуда, ну откуда у него в голове рождаются совершенно фантастические идеи? Ведь что ни спектакль Крымова, то настоящий шок в хорошем смысле этого слова.
— В чем тут секрет? В опыте и таланте, трудолюбии и целеустремленности. В доверии самому себе, наверное, смелости идти за собой. В понимании того, что ты хочешь... Он всегда ориентируется на идею спектакля, которая неразрывно связана с сердцем!
— С ним сложно?
— Сейчас нет. Но это потому, что я стала ему доверять, да и в себе разобралась. И он мне стал доверять больше, я думаю. А раньше были моменты, когда меня многое не устраивало.
Да, у меня и сейчас бывает, что я что-то не понимаю, но уже знаю: нужно просто подождать, и всё непременно встанет на свои места.
— Сами вы не раздумываете в режиссуру податься?
— Это меня соблазняет! У меня был такой опыт в институте, это было очень тяжело. Время покажет!
О Шекспире и конкретных разговорах
— «Гроза» в Театре наций, «Не от мира сего» в Театре имени Пушкина, «Безприданница» у вас. За последний календарный год пьесы Островского поставили, кажется, во всех столичных театрах. Что случилось?
— Островский — он же как российский Шекспир…
— А не Чехов — Шекспир?
— И Чехов — Шекспир. Но штука вот в чем: Островский — «бытовой» автор только на первый взгляд. Начинаешь его разбирать, и, господи, сколько там скрыто слоев! И еще: Островский очень близок именно нам, русским людям. В нем мало чеховской «музыки», зато много конкретики. А сейчас, мне кажется, в России пришло время как раз-таки для конкретных разговоров.
О бесприданнице, Марине и Мэрилин
— Спрошу о вроде бы незначительном, но, мне кажется, важном: почему название спектакля звучит как «Безприданница» — в нарушение всех норм русского языка?
— Раньше было принято писать это слово именно так. Но не это главное. В нашей афише буква «з» как ошибка. А рядом стоит цитата Пушкина: «Без грамматической ошибки я русской речи не люблю». Понимаете… Наш спектакль словно бы соткан из ошибок! В нем всё не так, как вроде бы должно быть. И еще мне очень нравится вот какая мысль: «без» подчеркивает то, что наша бесприданница чего-то лишена, чего-то очень важного, земного, жизнеспособного. Все вокруг нее как-то пристраиваются, приспосабливаются, научаются жить, а у нее не получается, в глубине души она не принимает этот мир. Это трагедия! И поэтому не может существовать дальше… Я сейчас читаю книгу про Марину Цветаеву. Так вот, мне кажется, что она и бесприданница чем-то похожи. Марина Ивановна тоже совершенно не умела приспосабливаться и тоже была не от мира сего.
— Отсутствие навыков адаптации?
Да. И нежелание их приобретать. Можно, конечно, человека за это и осудить: мол, другие же живут, а ты что, не можешь? А можно попытаться понять, хоть это и нелегко.
— Вы думали о Цветаевой, играя вашу героиню?
— Я всегда стараюсь найти прототип для своего персонажа. И в этот раз, вы не поверите, таким прототипом среди известных личностей стала Мэрилин Монро.
— Неожиданно!
— Посмотрите. Бесприданница и Монро очень талантливы. Очень легки, потому что умеют радоваться жизни, словно дети. Обе невероятно притягательны для мужчин благодаря какому-то эфиру внутри них. Обе красивы. Но при этом обе они ощущали бессмысленность и ненужность своего существования. Обе боролись с обстоятельствами, не понимая, к кому, кроме Бога и судьбы, предъявлять претензии. Обе пытались отстоять свою душу, свою индивидуальность, свое «я». И обе в итоге выбрали уход из жизни.
— Монро сделала это под влиянием наркотиков.
— Наркотики — это уход от реальности, потому что она слишком тяжела или страшна... Это медленное убивание себя, побег от жизни. Я думаю, что и Лариса Дмитриевна, говоря, что она все чувства потеряла и живет как во сне, делает так же (без наркотиков, конечно, но суть та же).
Об экспериментах и глубинах
— Вы любите театральные эксперименты?
— Очень! Но при условии, что после этих экспериментов я буду вдохновлена жить и творить дальше, если этот эксперимент затронет лучшее в моем сердце и мне не будет стыдно за пошлость и душевную лень экспериментатора!
— А понимаете, откуда нынче у театральных режиссеров страсть экспериментировать с русской классикой?
— Знаете... Все люди живут в своем времени. Кто-то забегает вперед, кто-то отстает на 10 лет, на 50, на 100. И кому-то из них те постановки, что делает Малый театр — замечательные, кстати, — очень нужны. Однако многим этого уже мало, они стремятся к новому, к экспериментам, но экспериментам не поверхностным, внешним, а глубинным, потому что покой означает остановку… Надеюсь, и нам в «Безприданнице» удалось найти глубину.
