На площадь Тверская Застава, что в конце улицы, ранее носившей имя Горького, возвращен памятник великому писателю.
Одна из советских москвоведческих книг называлась «Главная улица». У современников это не вызывало вопросов — главный город страны был Москва, а главной улицей — не широкий Ленинский проспект и не бесконечно длинный проспект Мира, а именно улица Горького, начинающаяся от Кремля, от гостиницы «Москва» и Госплана, не ставшего еще Государственной думой, и заканчивающаяся площадью Белорусского Вокзала.
В начале ее стояли настоящие сталинские дома, отделанные внизу гранитом, что Гитлер приберегал на памятник победы над Россией, там высился Моссовет и стоял памятник Пушкину. Потом Моссовет поменял свое название, памятник Пушкину перебрался с одной стороны улицы на другую, исчезла гигантская балерина на одном из зданий Пушкинской площади, да и сама улица поменяла свое название, вновь распавшись на Тверскую и 1-ю Тверскую-Ямскую.
Площадь Белорусского Вокзала (или площадь Тверская Застава) — место сакральное. Там стояла Триумфальная арка, встречая героев Отечественной войны 1812 года. Герои должны были ехать из Петербурга в Москву — и этой же дорогой приезжала в Москву старушка Ларина, которая везла свою дочь «в Москву, на ярманку невест», и это был тогда особый, главный путь между столиц — мимо Петровского замка, мимо церквей и монастырей, прямо в центр.
Место, одним словом, вполне литературное.
Триумфальную арку спасли, но переместили на Кутузовский проспект, что вполне комично — она встречает не победителей в той войне, а стоит у Поклонной горы, места, где Наполеон ждал ключей от уже загоравшегося города.
Посреди площади Белорусского Вокзала стоял памятник Горькому — это был путешествующий писатель с особой шляпой, которая воспринималась как шляпа путешественника. И вообще на нем был костюм путешественника.
Горький приехал в СССР из Италии, с Запада, а западным направлением ведал Белорусский вокзал, раньше называвшийся Брестским. И вот в память о безумной по своей пышности встрече на площади перед вокзалом была названа улица и поставлен памятник.
В те времена всякий москвич, совершая путешествие через эту площадь, мог остановиться и присесть на скамейку. В жаркий летний день на него падала тень от памятника и от деревьев небольшого сквера.
Сквер, кажется, вернется, и памятник вернулся.
Что будет думать «москвич или гость столицы» (вот удивительная формула советского времени!) во вновь возникшем сквере, вокруг которого, дребезжа звонками, поедут трамваи?
Во-первых, трамваи на площади были всегда — на старых снимках их можно видеть вокруг Триумфальной арки, трамвайные рельсы угадываются на снимках, где пленных немцев ведут в 1944 году по московским улицам. Всё вернулось на свой круг — по крайней мере, трамвайный круг.
И, во-вторых, посередине всего стоит памятник русскому писателю Максиму Горькому, Алексею Максимовичу Пешкову — называть его можно по-всякому.
Давным-давно школьникам не нужно писать сочинения по роману «Мать» — вместо него написаны романы про новых революционеров. Фраза «Человек — это звучит гордо» оторвалась от пьесы «На дне» и произносится на разные лады, с разным уровнем иронии. История про нищих обитателей ночлежки перестала быть обязательной, но что главнее, она переместилась из литературы в жизнь. Магическим заклинанием, персонажем из фэнтези кажется современному школьнику название рассказа Горького «Старуха Изергиль». Но, впрочем, и в прежние времена советские ученики называли ее «Старуха Извергиль», при этом не всегда удостаивая чтением.
Человек, который в будущем присядет на лавочку посреди площади, вернувшей свое прежнее название, может задуматься о двух чертах творчества писателя, что стоит рядом с ним.
Во-первых, это особый взгляд Горького-мемуариста — он видел все знаковые фигуры конца XIX и начала XX века, оставил множество воспоминаний: вот Чехов сидит на пеньке и, думая, что его никто не видит, ловит шляпой солнечный зайчик, а поймав, пытается быстро надеть шляпу с солнечным зайчиком себе на голову; а вот Блок раскланивается с кем-то невидимым и поклонами провожает этого отсутствующего персонажа, поднимающегося по лестнице.
Во-вторых, Горький — писатель «про народ», угадавший тот спрос в обществе на низовую жизнь, спрос, который остался у нашего обывателя и по сей день.
Обывателю, который не замечает, что он и сам часть всё того же «народа», всё хочется услышать рассказ на манер натуралиста Дроздова и путешественника Сенкевича, который сходил в народ и вот сейчас расскажет, как там. Горький сто с лишним лет назад так сделал и стал самым популярным русским писателем.
Наконец, можно подумать, что популярность «перпендикулярна» таланту в литературе. Это не так — Горький остался очень сложным персонажем в общественной жизни России многих десятилетий, но его писательской зоркости и умениям можно позавидовать.
«Жизнь Клима Самгина» — бесспорно великий русский роман, внимательно перечитывая который можно много что понять во всех русских революциях — 1905-го, 1917-го и, как говорится, далее везде. Горький написал портрет русского интеллигента, в котором и сейчас люди могут узнать свои черты.
В одном из советских комедийных фильмов логопед, не выговаривавший половину букв, называл улицу Горького улицей Кой-кого. Этот Кое-кто сам оказывается вполне значимым персонажем литературы, да и книги его неотрывны от того, что называется «русская литература».
Нет, не стыдный памятник возвращен из ссылки и поставлен посреди площади. Теперь вокруг него снова будет звенеть трамвай, шуметь улица и — возникать в голове горожан русские вопросы, вечные и не имеющие раз и навсегда установленных ответов.
Автор — писатель, член жюри национальной литературной премии «Большая книга»
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
