Душа Наташа: почему невозможно забыть артистку Гундареву
Она могла быть женственной и резкой, мягкой и напористой, страстной и лукавой, бескорыстной и предприимчивой, застенчивой и идущей напролом. Ее называли олицетворением русской женщины. 28 августа исполняется 75 лет со дня рождения народной артистки России Натальи Гундаревой. «Известия», вспомнив творческий путь актрисы, убедились, что ее место на артистическом небосклоне так и осталось незанятым.
Высокий градус
«Я все-таки из служивых — я бесстрастна, я патриотична, я родину люблю, театр свой люблю».
«По натуре я человек огромной разрушительной силы, но созидатель».
«Меня максималисткой называют. Дескать, жить с такой программой трудно — постоянно на пределе. А почему должно быть легко?»
«Каждый спектакль уносит часть моей жизни, иначе он никакого смысла не имеет».
Это цитаты из интервью, данных Натальей Георгиевной Гундаревой в разные годы. Мемуаров она не оставила, но о своей работе говорила охотно, себя оценивала точно и непредвзято. В трех афоризмах суть творческого служения народной артистки. Театр — главное. Родина — святое. Энергетика — на грани возможного. Искусство по природе своей жертвенно, в противном случае нет повода им заниматься.
Так она жила с самого начала. Мать хотела для нее другой, менее рискованной дороги. Но Наташа мечтала быть актрисой, и уже на втором курсе «Щуки» худрук вуза Борис Захава готов был дать ей диплом — курсовой спектакль явил студентку Гундареву сложившимся профессионалом.
По окончании Щукинского училища выпускницу приглашали четыре коллектива — она выбрала Театр имени Маяковского и прослужила там 30 лет. Символическое совпадение: ее последний спектакль «Любовный напиток» по пьесе Питера Шеффера «Леттис и Лавидж», сыгранный перед роковой болезнью, был о мистической силе театра.
А театральную известность принесла ей первая же большая роль в «Банкроте» по пьесе Островского, о которой Александр Володин писал: «В этой хамке и дуроломке Липочке колотилось счастливое необузданное сердце актрисы». В Сети есть фрагмент этого спектакля — можно убедиться в справедливости оценки маститого драматурга.
Благодаря студии литературно-драматических программ тогдашнего Центрального телевидения, регулярно переводившей значимые постановки в телеспектакли, доступны и другие свершения Гундаревой — искрометная Мирандолина в «Трактирщице» Гольдони, наивная простушка Марфинька в «Обрыве» Тургенева, красавица-крестьянка Ефросинья из «Стойкого тумана» по несправедливо забытому роману Анатолия Ференчука, смекалистая Дунька в «Любови Яровой», рассказчица с завораживающим голосом в моноспектакле «Тупейный художник» и еще с десяток интереснейших ролей.
Обидно, что от «Леди Макбет Мценского уезда», главного в ее жизни спектакля (так она считала), в широком доступе остался только 10-минутный эпизод объяснения Катерины с Сергеем, но и его достаточно, чтобы оценить, с какой самоотверженностью играет она нестерпимую любовь, с какой неистовой силой заклинает: «Ты меня так целуй, чтоб с этой яблони над нами цвет на землю сыпался. И в огонь с тобой, и в воду, и в темницу, и на крест».
Актриса рассказывала, что за три дня до спектакля, а играла она его без малого 13 лет, у нее портилось настроение, потому что не знала, донесет ли она до зрителя эту трагическую роль, когда душа с Богом разговаривает. Боялась, что Бог не захочет с ней говорить, просила: «Господи! Ну помоги мне! Не для себя прошу, а для тех, кто сегодня пришел!» Спектакли с такой предысторией были работой на износ, но иначе она не умела и не хотела.
Барышни-крестьянки
Зрители большой страны знали Гундареву по фильмам (их у нее было более 70). Любили Наталью Георгиевну горячо и преданно: трижды народное голосование журнала «Советский экран» признавало ее лучшей актрисой года. Звание народной она получила в 1986 году, но фактически стала ею с первых своих киноролей.
«Хорошо, что вы приглашаете в кино не только актеров, — писал один из зрителей о картине «Осень», вышедшей в 1974-м. — Крестьянка Гундарева отлично сыграла в фильме про крестьянку Тасю». В другой раз ее пригласили выступить на одном предприятии, она была больна и отказалась. «Ничего, — ответили ей, — вы просто посидите в президиуме. Вы для нас олицетворение русской женщины».
У нее не было амплуа, а у ее ролей, как бы сейчас сказали, референсов. Она оставалась единственной, неповторимой. Могла быть женственной и резкой, мягкой и напористой, страстной и лукавой, бескорыстной и предприимчивой, застенчивой и идущей напролом. Деревенские бабы, городские интеллектуалки, кустодиевские купчихи, фабричные работницы, педагоги, домохозяйки, бомжихи, крестьянки, мещанки, аристократки, императрицы — в каждой из ролей Гундарева была Гундаревой. Суперпрофессиональной актрисой и адвокатом своих героинь. Отпетых мерзавок она не играла. Не потому, что сценаристы не предлагали, а потому, что любила всех своих персонажей, вкладываясь в них щедро и безудержно.
«Всё дело в мощи духа, который от России исходит»
Лихие девяностые, когда нищали одни и преступно богатели другие, рушилось кинопроизводство и мельчал театр, не повергли ее в ступор. Беспределу она противостояла со всей страстью недюжинной натуры, впервые публично заговорив о вещах вроде бы нетворческих: «Мы всё равно будем и мыслить, и страдать, потому что такова наша духовная сущность, которую стали называть непонятными мне словами «менталитет», «имидж». Я думаю иногда: вот страна, в которой я живу, оборванная, обглоданная, разодранная на части, нищая и всё равно вызывающая интерес и даже, по мнению некоторых зарубежных исследователей, несмотря на всю нашу разруху, таящая угрозу. Всё дело в мощи духа, который от России исходит. Я прихожу в храм — он разрушен, одни кирпичи остались, но я всё равно чувствую исходящую от него мощь, а остальное я могу дофантазировать, потому что главное существует: невероятная мощь, сила...»
Ее собственные мощь и сила оставались тогда практически невостребованными. В театре шли, по сути, антрепризные спектакли, а в кино Гундаревой всегда, по ее словам, игравшей определенный тип русской, российской, советской (как угодно назовите) женщины, предлагали какие-то «фитюльки».
«Кого сейчас я могу играть в наших фильмах? — сокрушалась она. — Проституток мне поздновато; бандерш — другой имидж. Предлагают законченных идиоток, объективно невероятных дур».
Тем не менее уходящей натурой она не стала, безошибочно отыскав в потоке шлака редкие жемчужины. Сыграла императрицу Елизавету Петровну в продолжении «Гардемаринов» и княгиню Шадурскую в сериале «Петербургские тайны». А также попробовала себя на политическом поприще, два года была депутатом Госдумы.
Позже рассказывала, что надоело сидеть на кухне и ругать правительство, но сделать, как ни старалась, удалось какие-то «мелочи». Однако среди них оказалось важное и долгоиграющее дело — благодаря ее хлопотам музыканты, журналисты, актеры, писатели, командированные на фронт Великой Отечественной, были приравнены в правах к участникам войны.
Ни превзойти, ни заменить
Весной 2001 года Гундареву увидели в новой работе — сериале «Саломея», а в июле случилось непоправимое, актрису разбил инсульт. Почти месяц газеты публиковали сводки о ее состоянии, зарождающиеся соцсети полнились пожеланиями скорейшего выздоровления.
Свое первое после трагедии интервью в августе 2002-го Гундарева дала «Известиям». Рассказала, что все последние годы жила в непрерывной гонке, когда утром за волосы стаскиваешь себя с постели, вливаешь в себя кофе, глотаешь сигарету, бросаешься в машину, мчишься на репетицию, примерку, спектакль, съемку, а к вечеру прибегаешь выпотрошенная, не понимая, куда ушел день. Что, может, судьба таким образом решила поставить ее на место — теперь она проживает жизнь иначе. И всё время думает об истине, которая стала для нее главной: «Бог посылает испытания сильным».
Испытание болезнью оказалось для нее роковым. Три года спустя, не пережив еще один инсульт, Наталья Георгиевна скончалась, так и не вернувшись на сцену, чего страстно желала. Пустующую нишу никто из актрис даже не попытался занять: понятно было, что Гундареву ни превзойти, ни заменить невозможно. В год ее 75-летия ничего не изменилось. Место народной любимицы всех поколений по-прежнему вакантно.
