«Такие фильмы надо смотреть, чтобы оставаться человеком»
Переплевывать то, что кем-то уже снято, — дело неблагодарное, убежден Сергей Маковецкий. Он придает особое значение деталям костюма, обижается, когда режиссеры снимают его сцены с первого дубля, и однажды чуть не подрался с депутатом в аэропорту. Об этом и не только народный артист России рассказал в интервью «Известиям» перед выходом сериала «Операция «Неман» на РЕН ТВ. Премьера фильма — в эфире канала 7 мая в 19:00.
«Ведь это приятно — создать живого человека, совсем из ничего»
— В СССР не было человека, который не знал романа Богомолова «Момент истины». Сейчас мало книги читают. Когда вы прочли этот роман, кто был вашим любимым героем?
— Нет, у меня не было любимого героя. Я просто с удовольствием прочитал этот роман, который мне посоветовали прочитать.
— Педагоги?
— Нет, нет. Друзья. Сказали: «Сережа, этот прекрасный военный детектив надо прочитать. Помню, получил огромное удовольствие. У меня сердце стучало. Лихо написано, лихо закрученная история. Я думал: ну неужели, неужели не случится? Неужели не расшифруют? Кто это? Но так, чтобы у меня сразу возник какой-то любимый герой, — такого не было. Это было общее прекрасное впечатление.
— Вы когда-то помышляли, что можете сняться в фильме по роману Богомолова?
— Ну, вы знаете, если бы это был всего один роман в моей жизни, я бы, наверное, с ним носился, как дурень с торбой. А поскольку было много романов в моей жизни… как я сейчас красиво сказал — много романов в моей жизни! То, фантазии о том, что я когда-то это буду играть, тоже не было.
У меня никогда не было такого, — может, это и не очень хорошо, — чтобы вдруг что-то бы мне очень захотелось сыграть. Не потому, что я плыву как щепка. Нет. У всех студентов театральных вузов, когда их спрашивают — а кого бы вы хотели сыграть, есть готовый ответ — Гамлета, Чацкого и Лира. Почему-то молодым кажется, что это так просто. И поэтому на первых самостоятельных работах по пять Гамлетов, пять Лиров.
— А вы на кого замахивались?
— У меня было то же самое. Несмотря на свою курносость. У меня есть любимая фраза Чехова: «Ну, почему Гамлет не мог быть рыжим?» Нет, я никогда не был рыжим. Но я всё время думал: «Блин, ну, какой ты Гамлет, со своим курносым носом?» Нам, студентам, особенно первого-второго курса, казалось, что мы гении, все без исключения. Поэтому мы так разбрасывались этими героями. Подумаешь, Гамлет. Подумаешь, Лира сыграть. Проходит много-много лет, и ты понимаешь, как сложно приступить к этой роли.
— Когда вам предложили роль в «Операции «Неман», вы уже представляли, кого можете сыграть?
— Мне сразу сказали, кого хотят предложить. И мне это сразу понравилось. Потому что не было груза прежде сыгранного. Если бы это был персонаж, который уже кто-то один раз сыграл, второй раз сыграл, знаете, сразу начинаешь как-то в себе выворачивать мозги, а как его по-другому прочитать?
Когда мне предложили сыграть персонажа в «Операции «Неман», я понял, что никакого груза ответственности у меня нет. Поэтому он может быть любой.
— Вам пришлось создавать героя — каким бы он мог быть?
— Наверняка другой актер скажет: я его сделал бы по-другому. Более жестоким или менее жестоким. Это будет его право, если кто-то захочет опять экранизировать Богомолова, — пожалуйста. Но мне даже понравилось, что такая возникла идея, оживить этого персонажа, о котором просто говорят в романе: есть некий человек… Не будем открывать карты.
Как в том анекдоте. Капельдинер проводил зрителей в кинозал и ожидает какой-то благодарности. А те уже начали смотреть кино. Он, покашливая, ожидает все-таки благодарности. Но те не замечают его. Тогда, уходя, он говорит: «Приятного просмотра. Убийца — Ален Делон». Так он им отомстил. И как теперь смотреть детектив, зная, кто преступник?
Было очень приятно, что мне дают персонажа, которого в романе нет. Автор не предполагал, что его можно оживить. И на моем месте мог быть любой исполнитель, но поскольку меня знают продюсер Андрей Тартаков, мой однокурсник, вместе заканчивали Щукинское училище, и режиссер Сережа Виноградов, которого я очень люблю, с которым мы много работали в театре, поэтому, думаю: черт возьми, а ведь это хорошо! Ведь это приятно — создать просто живого человека, совсем из ничего.
«Не буду кокетничать, деньги никто не отменял»
— По роману Богомолова «Момент истины» был снят фильм «В августе 44-го». Вам не хотелось, чтобы сериал переплюнул картину?
— Переплевывать — это самое неблагодарное дело. И не надо этим заниматься. Потому, что можно перестараться. Михаил Пташук снял прекрасное кино с Женей Мироновым, Сашей Балуевым, Юрой Колокольниковым, Алексеем Петренко. Но это был полный метр. У нас — сериал.
— Вы очень внимательны не только к своим персонажам, но и к деталям в костюме. Для вас одна пуговица может сыграть значительную роль?
— Действительно, одна пуговица может играть невероятную роль. Деталь может показать уровень человека, рассказать, кто он на самом деле. Никита Сергеевич Михалков рассказал мне про одну деталь, которую он увидел на спектакле у гениального Николая Гриценко.
— Гриценко, так же как вы, служил в Театре Вахтангова.
— Да, Николай Олимпиевич вышел на сцену, вытащил платок, но предварительно он перед спектаклем промазал его клеем. И вот достав его, Гриценко стал раздирать платок от ссохшегося клея. И по одной этой детали, говорящей о несвежести этого предмета туалета, сразу понятен уровень «интеллигентности» этого дяди.
Для меня была важна не деталь, а вместе с авторами найти мотивировку поступка героя. Почему он так поступает. Я люблю перед съемками встречаться с режиссером и с автором сценария, чтобы можно было обговорить всё.
— А переписать вы любите?
— Ну если мне покажется, что героя растягивают на восемь серий, говорю: «Для чего тогда его растягивать, если его поступки уже закончились? А дальше что? Ребята, что мне играть? Ходить, смотреть, думать? Мне это не интересно.
— Другие бы сказали: «О, восемь серий, отлично. Денег заработаю».
— Вы знаете, я не буду кокетничать, деньги никто не отменял. Это моя профессия. Я зарабатываю своим трудом. Но мне хочется помимо денег получать удовольствие от работы. Поверьте.
Потому что, если я пойду на компромисс, а такое было несколько раз, — чем я занимаюсь? Я переписываю то, что невозможно произнести. Или, бывало так, в сериале «Трасса смерти» я играл следователя. На съемках мне всё время давали оружие. Это глупость несусветная. Оружие следователя — не пистолет, а блокнот и карандаши. Даже не ручка. Потому что она может замерзнуть. И хороший следователь иногда может закрыть глаза на то, что улики или признание было получено не совсем законным путем. Вредный следователь скажет: «Я прекрасно знаю, как вы добились этого признания. Поэтому к делу я подшивать их не буду». На него злятся, его ненавидят. Но он принципиальный.
А помните, в прекрасном фильме Говорухина «Место встречи изменить нельзя» сцену, где Жеглов подбросил Кирпичу кошелек, чтобы поймать карманника с поличным. И вот Шарапов Жеглову говорит, что это незаконно. А тот предлагает вернуть кошелек и извиниться перед Кирпичом. Если бы не обман — он бы сейчас сидел в «малине». Вот вы чью позицию тут разделяете?
— Хотелось бы сказать позицию закона. Шарапова.
— Хотелось бы так сказать. Но по жизни — столько вокруг подлецов. И тем не менее думаешь: один раз закрыл глаза и поступил некрасиво, второй раз, третий раз... Дальше это входит в привычку.
Закон, если это закон, должен быть для всех. А если для нас с вами закон, а для наших депутатов его нет, то возникает вопрос: а как это возможно?
Вот вам пример. Приняли закон о борьбе с курением. Я курящий человек. В аэропорту нельзя. Или надо было уходить очень далеко. Потом появились «будки собачьи», где мы все стояли. Вскоре их закрыли. А однажды улетал я с театром из Петербурга в Москву. Меня пропустили через VIP-зал. Думаю, очень удобно. Нет этих бесконечных кордонов, можно спокойно выходить покурить. Пошел к двери, говорю милиционеру: «Позвольте, я выйду покурить?» А он: «Зачем? Можно и здесь». Я взял чашку кофе. Сижу, курю. Напротив — депутаты, розовощекие такие и тоже курят. Я говорю: «Как это понимать, господа депутаты? Вы же приняли закон. Вот сейчас возьму и сниму вас».
— Да вы хулиган.
— Я бы не сделал этого. Но держал телефон и говорил: «Вот сейчас сниму, как депутаты исполняют свои законы. Значит, получается, тебе можно курить на территории аэропорта, а мне нельзя. Мне надо уходить черт-те куда?»
— И чем всё закончилось?
— Чуть не подрались.
— Да вы бы могли быть народным избранником, наверное.
— Не мог бы я быть народным избранником, не люблю все эти игры. Я просто собака, по году.
— А-а-а, по году.
— По году собака (улыбается). А вы думали?
— Я думала, сейчас будет приступ самокритики.
— Нет, слава Богу. По году я собака, поэтому всегда за справедливость. Мне было удобно с чашкой кофе курить в VIP-зале. Но стало обидно. Что нам, курящим людям, нельзя, а им, этим розовощеким, можно. И летают они через эти VIP-залы бесплатно. Сидит такой хозяин жизни в мягком кресле. А их люди избрали на очень тяжелую работу. И для них это становится образом жизни. Это большая ошибка.
Не будем эту тему развивать. Потому что у меня сразу портится настроение.
«Режиссура — это невероятный эгоизм»
— А вы можете отстаивать свою точку зрения на съемочной площадке? Вы спорите с режиссерами?
— Я очень люблю режиссеров, которые тебя слышат, которые тебе доверяют. Я вижу: он просит от меня именно этого проявления в кадре. Я могу быть согласен. Потому что это его картина. Лишать режиссера права это сделать — некрасиво и непрофессионально. Когда актеры начинают спорить, мне кажется, ну тогда будь дома или снимай свое кино. Режиссура — это невероятный эгоизм. Я хочу сделать это кино так, как я его ощущаю.
— А вы осуждаете человека за эгоизм?
— Почему? Нет. Я абсолютно даю ему право. Слава тебе Господи, за всю мою историю не было такого упертого режиссера. Я люблю, когда есть время перед съемками обсудить материал, немного его размять, почитать по ролям.
— Чем вам запомнились съемки «Немана»?
— Тем, что мне было очень комфортно. Я даже обижался, когда Сережа Виноградов снимал всё одним дублем. Он говорил: «А зачем второй, если всё у тебя прекрасно получилось? Сережечка, всё замечательно, достаточно». Я думаю: «Ну да, от добра добра не ищут. Конечно, другим ты позволяешь банковать, а мне с одного дубля». — «Ну ты так работаешь, с одного дубля». Хотя я, как правило, очень люблю несколько. Во-первых, чтобы был выбор у режиссера. Это, знаете, как бывает: «Стоп! Снято». И у артиста — «белый лист». А у меня оно всё равно продолжается, прокручивается. Почему нужно играть до конца? Оператор прекрасно это знает. Потому что режиссер говорит: «Стоп!», а камера продолжает работать. И нужно доснимать, потому что после «Стоп!» у актера уходит волнение. И в этот момент могут возникнуть самые дорогие вещи.
— А вы до сих пор волнуетесь?
— Волнуюсь. Всё равно, какой бы у тебя ни был опыт, — волнение есть. Поверьте. «Мотор!» — и адреналин зашкаливает. Иногда он такой мощности, что пересыхает во рту.
«Если кто-то не понимает «Праведника», значит, у него вместо души — цемент»
— Недавно на экран вышел фильм Сергея Урсуляка «Праведник». Реальная история подвига русского партизана Николая Киселева, который вывел евреев через линию фронта в 1942 году. За что получил почетное звание «Праведник народов мира».
— Он спас более 200 человек. Это грандиозная история. Когда я прочитал сценарий, подумал: какой же Гена Островский талантливый сценарист. Как он придумал такую историю. И вдруг узнаю, что это реальная история, так было на самом деле. Из белорусских лесов вывести и спасти такое количество людей… Тут двоих спасаешь — уже можно надеяться, что на тебя чуть по-другому посмотрят на божьем суде. А здесь две сотни!
Мне очень понравилось, как Саша Яценко, сыгравший Киселева, и Сережа Урсуляк нашли абсолютно доверительную интонацию повествования, без всякого патриотического крика и кликушества. Я абсолютно верил, что Саша играл бухгалтера, что пошел на фронт, стал лейтенантом не по своей воле, а потому что Родину надо защищать. Его человеческая боль и поступок меня поразили.
— В фильме есть страшный эпизод, где родители решают, кто из детей останется в живых. Вас этот сценарный поворот не смутил?
— Когда я читал сценарий, у меня всё клокотало внутри. Страшный выбор, когда мама и папа смотрят на своих спящих детей и пытаются решить, кого из них они отправят за линию фронта, кому остаться в живых. Не знаю, как бы я поступил на их месте. Вот сейчас вспоминаю, и у меня дрожь по телу. Не дай Бог никому оказаться в такой ситуации. Остаться равнодушным к этому невозможно. Надо быть просто бессердечным.
Я хочу, чтобы люди посмотрели это кино. Скажу вам честно, никогда никого я не агитирую и не собираюсь этого делать. Человек так устроен: чем больше на него налезают, тем больше он сопротивляется. Если кто-то не понимает «Праведника», значит, у него вместо души — цемент.
Также я очень бы хотел, чтобы зритель остался неравнодушен и к сериалу «Операция «Неман»». Такие настоящие фильмы надо смотреть, чтобы по-прежнему оставаться человеком.