Казнить нельзя помиловать: пенитенциарное фэнтези Дмитрия Данилова
Москвич Дмитрий Данилов — автор многосторонний. На его счету повести, пьесы, стихи, роман, даже несколько оперных либретто. Неудивительно, что новым творением лауреата «Московской Арт Премии» и номинанта «Национального бестселлера» заинтересовалась критик Лидия Маслова, представляющая книгу недели — специально для «Известий».
Дмитрий Данилов
«Саша, привет!»
Москва: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2022. — 248 с.
Читателя, не очень хорошо знакомого с творчеством абсурдиста Дмитрия Данилова, в его новой книге с первых страниц может смутить специфическая манера повествования. Прежде всего, навязчивые повторы, поначалу кажущиеся каким-то претенциозным формализмом:
Однако любителям разнообразия не стоит сразу пугаться и захлопывать книгу. «Саша, привет!», с этим его эмоциональным восклицательным знаком, возможно, самое «остросюжетное» произведение Данилова. Герой, преподаватель филологии в университете, не просто проживает один томительный день за другим, а попадает в экстремальную ситуацию. Он приговорен к смертной казни за сексуальный контакт с девушкой, не достигшей 21 года. Таков закон в сконструированной Даниловым реальности, которая в остальном мало чем отличается от нашей обычной действительности, кроме кое-каких новшеств в Уголовном кодексе, теперь предусматривающем смертную казнь за преступления в двух сферах: моральной и экономической.
Недоумение героя, не понимающего, почему смертная казнь (в официальных документах и разъяснительных буклетах для осужденных деловито обозначаемая СК) не грозит за убийство и изнасилование, развивает представитель властей, инструктирующий новичка-смертника:
Такая завязка «Саши...» предлагает воспринимать происходящее как антиутопию. Однако, в отличие от классических антиутопий, у Данилова социально-политический контекст и стремление поковырять актуальные общественные язвы не так важны, как общефилософские соображения. Они укоренены в местной реальности лишь постольку, поскольку Данилов живет в России и пишет по-русски. Живи он в Париже, наверное, писал бы по-французски о том же самом, повсеместном, однообразии человеческой жизни и подбирал бы эпиграфы не из Юрия Мамлеева, а, допустим, из Альбера Камю: «В немногие часы ясности ума механические действия людей, их лишенная смысла пантомима явственны во всей своей тупости».
Герой романа по изначально заданным обстоятельствам (сложно представить что-то более разрушительное для привычного хода вещей, чем ожидание смертной казни) вроде бы окончательно вырван из беличьего колеса механической повседневности. Но не тут-то было: унылая рутина повторяющихся ежедневных ритуалов настигает его и в тюрьме. В новой терминологии она называется «Комбинат» и представляет собой заведение пансионатно-гостиничного типа, где можно жить припеваючи, заказывая в комфортабельный «номер» пиццу и алкоголь, сколько угодно говорить по телефону и переписываться в казенном ноутбуке (в какой-то момент герой, выкладывающий репортажи о своей жизни, становится звездой соцсетей).
Однако «механизм» (пулемет, который должен рандомно расстреливать приговоренных, не знающих, когда он начнет стрелять) и тут рулит, несмотря на попытки его очеловечить, например, дать ему имя, самое бытовое и расхожее. Выкрашенный в гигиеничный белый цвет пулемет по имени Саша в каком-то смысле — родственник глиняного пулемета из пелевинского романа «Чапаев и Пустота». Это не столько орудие казни (которая еще неизвестно, произойдет ли), сколько символ небытия: при одной мысли о нем герой превращается в пустоту, перестает быть в прежнем качестве хоть немного полезного члена общества.
Понятно, что такая технология человекоубийства — метафора человеческой жизни как таковой. Ни один из живущих точно не знает, когда он умрет: сегодня, через пять или пятьдесят лет, просто предпочитает об этом не задумываться, машинально отодвигая гипотетическую дату в бесконечность.
Помимо этого наблюдения, Данилов в новом романе продолжает развивать свои излюбленные мотивы и идеи (монотонной жизни на автомате, присущей большинству людей, или невозможности остановить бессмысленный внутренний диалог), которые можно встретить в его лучших вещах, скажем, в пьесе «Сережа очень тупой» или романе «Горизонтальное положение».
Кроме того, конструкция «Саши...» позволяет автору обстоятельно разобраться и с религией, цель которой — по мере сил придавать человеческой жизни некое подобие смысла или утешать человека при расставании с этой жизнью, пусть даже особого смысла в ней так и не обнаружилось. По правилам Комбината, духовно окормлять героя приходят по очереди отец Павел из Русской православной церкви, раввин Борис Михайлович, поэтически выражающийся мулла и буддийский лама, чей характер и реплики, если смотреть с юмористической точки зрения, удались Данилову лучше всего.
Ламе принадлежат самые мудрые мысли в романе, в том числе справедливые рассуждения о том, что, кем бы ты ни родился, всё равно толком не успеваешь насладиться жизнью, потому что относительно благостный, лишенный страданий период существования очень короток:
Эта реприза лишний раз напоминает, что Дмитрий Данилов не только печальный философ, но и успешный драматург, понимающий, что экзистенциальное отчаяние и абсурдистское тотальное отрицание — дело хорошее, нужное, но отпускать зрителя домой без понятного утешительного анекдота все-таки слишком жестоко.