«Это самые масштабные раскопки в России»
Весной 2022 года должны завершиться масштабные археологические раскопки к югу от исторического Херсонеса. Они ведутся на площади в 17 га. С 1950-х годов эту территорию занимала военная инфраструктура. В 2021-м, после «демилитаризации», землю отдали под создание историко-археологического парка «Херсонес Таврический». Раскопки — один из важных этапов создания парка. Что знали археологи о Южном пригороде Херсонеса, когда эта территория была занята воинскими частями? Почему ученые используют тяжелую технику, и не вредит ли это памятникам древности? Как менялся облик пригорода начиная с Античности и до Нового времени? На вопросы «Известий» ответила директор Центра спасательной археологии, заместитель директора Института истории материальной культуры РАН Наталья Соловьева.
«Об историческом памятнике знали с самого начала»
— Как давно археологи интересуются территорией к югу от Херсонеса?
— За оборонительными стенами любого античного города всегда есть пригород, какая-то жизнь — как за кремлем посад. Эта жизнь так или иначе исследовалась понемногу, но проблема была в том, что на протяжении многих десятилетий здесь располагалась военная база, и доступ туда, естественно, был закрыт. Лишь изредка удавалось изучать небольшие участки. Перед началом строительства парка «Херсонес Таврический» здесь проводились разведки — это обязательная составляющая, когда надо понять, есть ли на участке культурный слой, в каком он состоянии, нужны ли масштабные раскопки, или можно просто отдать участок под строительство и обойтись наблюдениями.
— То есть исследования начались благодаря стройке?
— Существуют два вида археологических исследований — охранно-спасательные и научные работы. Я всю свою длинную жизнь в археологии стараюсь их сблизить, потому что методика у них одна, результаты одни. Разница лишь в том, что научные работы мы можем планировать. Например, есть памятник, который я изучаю. В этом году планирую исследовать одно, в следующем — другое. Охранно-спасательные работы еще называют новостроечными. Они нужны, когда на месте будущей стройки обнаруживают памятник. В этом случае территорию исследования и сроки определяют не археологи — их задает хозяйствующий субъект. По закону он сначала обеспечивает археологические разведки, потом раскопки. О том, что на месте будущего парка есть исторический памятник, было известно с самого начала.
— «Новостроечные работы» — звучит как что-то случайное. Насколько они результативны?
— Лучше их называть охранно-спасательными. К сожалению, в России и во многих странах мира к ним порой относятся с пренебрежением, мол, в этом мало науки. Не соглашусь. Сибирская археология как наука практически вся построена на результатах огромных охранно-спасательных работ — например, когда исторические памятники находили на маршрутах строительства транспортных магистралей, площадках под промышленные объекты. Единственное отличие от научной археологии, повторюсь, — заданный участок и сроки. Спасибо инициаторам, которые задумали создание этого кластера, когда огромная территория в 17 га станет доступна туристам и горожанам.
«Есть люди, которым не нравятся хорошие новости»
— Каков масштаб раскопок?
— Это самые масштабные раскопки в России точно, а может быть, и в Европе. В нашей стране на такой огромной территории не исследовался, пожалуй, ни один памятник. Это напряжение сил большого количества профессионалов. Только благодаря идее создания историко-археологического парка стало возможно провести такие раскопки. На раскопе трудятся человек 400–450, целая фабрика. Это огромная комплексная экспедиция под руководством Института истории материальной культуры РАН. В работе участвуют Государственный Эрмитаж, музей «Херсонес Таврический», Институт археологии Крыма, организация «Наследие Кубани» и Севастопольский государственный университет.
— Но у вас много критиков.
— Перемещение военной базы с территории памятника, освобождение его для науки, для народа, мне кажется, однозначно положительная новость. К сожалению, есть люди, далекие от археологии, которым почему-то не нравятся хорошие новости. Одна из главных претензий к нам: «Вы используете технику». Разумеется, мы используем технику. Здесь неровная территория — балки, возвышения. Когда строили военные объекты, рельеф нивелировали — где-то подсыпали землю, где-то снимали, рыли котлованы под здания. Поэтому хорошо сохранившийся культурный слой залегает ниже современного уровня.
— А всё, что выше, можно убрать ковшом?
— Верхний слой переотложенный, насыпной. Мы его тоже изучаем. Попался вал времен Крымской войны — конечно, мы его исследовали. Нет смысла тщательно расчищать то, что не имеет стратиграфии. Когда мы вверху находим античную керамику, а внизу вдруг появляется спинка железной кровати времен Великой Отечественной войны, всем понятно, что это слой переотложенный. Но как только мы фиксируем начало культурного слоя, то сразу беремся за кисточку и нож. При таких огромных объемах отработанный уже полностью исследованный грунт должен вывозиться с территории, поэтому используется техника.
— То есть даже под постройками военной базы сохранился культурный слой?
— Мы сами не ожидали, но сохранился — участками, пятнами. И меня очень радует, что мы хорошо взаимодействуем с нашими заказчиками, с военными, строителями. Они понимают важность наших работ, всячески помогают. Надо отдать должное фонду «Моя история» — инициатору создания этого кластера — он всесторонне помогает.
— Директор фонда Иван Есин сказал, что, когда кластер будет построен, археологические раскопки продолжатся.
— Разумеется. Еще в 2020 году было принято и подтверждено на высшем уровне решение о том, что здесь появится школа полевой археологии, многолетние раскопки. Под эти цели сохранен участок с мощным не потревоженным культурным слоем. Сами раскопки станут частью музейного экспонирования. Мне бы хотелось, чтобы летом в Херсонес приезжали туристы, студенты — поработать как волонтеры и приобщиться к истории России с античных времен.
«Мы полностью открываем прошлое»
— Что нового мы узнали о Херсонесе благодаря раскопкам в Южном пригороде?
— Исследователи еще в XIX веке предпринимали попытки изучить культурный слой территории, которая находится за внешней оборонительной стеной Херсонеса. Мы знали, что там есть некрополь эпохи эллинизма, некрополь римского времени, средневековые склепы. В 2020 году Институт археологии совместно с Эрмитажем и музеем «Херсонес Таврический» провели разведки. Обнаружили культурный слой, объекты производственного характера и погребальные комплексы. В итоге был выявлен и поставлен на учет Южный пригород Херсонеса Таврического — так называется памятник, который мы сейчас исследуем.
Теперь, благодаря этим масштабным работам, у нас складывается полная картина жизни пригорода. Большой пласт полученного в результате исследований материала будет введен в научный оборот, я уже не говорю об огромнейшей коллекции находок, которые пополнят музей Херсонеса. Только благодаря тому, что мы копаем широкими площадями, не пропускаем ни одного участка, мы полностью открываем прошлое этого места. Перед нами встает картина Южного пригорода Херсонеса Таврического от Античности до Нового времени.
— И что же там было?
— В основном за стенами города хоронили: там располагались некрополи, склепы, колумбарии и уникальные объекты, которых не находили раньше. Например, археологи знают, что, если захоранивали по обряду трупосожжения, то должно быть место сожжения — крематорий. И вот теперь мы его нашли. Обширные некрополи существовали здесь и в римское время.
Появилось христианство, стало возможным хоронить в городе возле храмов, и часть территории за городской стеной меняет свое назначение. Мы видим печи для обжига извести и керамики, бассейны, колодцы. В Средние века туда переносят производства, которые опасно держать в городе. Постепенно Южный пригород стал использоваться в основном для хозяйственных нужд, захоронений мы уже практически не видим, но зато увеличивается количество печей, появляются дороги, постройки.
— Следы всего этого видны?
— Конечно. Мы нашли остатки дороги, жилых и хозяйственных построек. Потом постепенно в XV веке эта территория приходит в запустение, как и весь Херсонес, население уходит.
— Сколько времени будет работать ваша экспедиция?
— Мы ведем раскопки быстро. Как говорят археологи, от «науки» «новостройка» отличается только тем, что в ней нет времени помедитировать на борту раскопа. Мы хорошо знаем, что объект должен быть сдан в I квартале 2024 года, то есть времени у нас очень мало. Значит, мы должны напряженно работать и не останавливаемся даже сейчас.
Археологам комфортнее работать в летних теплых условиях, но раскопки продолжаются и зимой. Пока в планах завершить полевые работы к середине весны. Потом будем обрабатывать находки, готовить отчетные материалы, возможно, работать с объектами, которые решат музеефицировать.
