«Франция и до COVID-19 была в карантине»: вышла новая книга Депардье
Во Франции вышла новая, девятая по счету книга Жерара Депардье «Другие края». Не автобиография и не мемуары, а скорее исповедь. В 220-страничном монологе 71-летний актер, всегда отличавшийся неистовым нравом, еще более неукротим и непредсказуем. Свою родину он называет страдающей от артрита молодящейся старухой. И предпочитает другие края, где «жизнь бьет ключом» — Россию, Алжир, Узбекистан.
Рожденный кочевником
«Я научился жить, пытаясь уцелеть в чреве моей матери Лилетт, которая хотела избавиться от меня с помощью вязальной спицы», — начинает свое повествование Депардье. — Я не сдавался, уцелел, выбрался из ее живота и был счастлив, потому что мне удалось спастись».
Впрочем, Жерар никогда не держал зла ни на маму, ни на спицу, которую, по его словам, временами до сих пор чувствует. Он проявил упорство сорняка, от которого нельзя было избавиться. Повествуя о семейном генеалогическом древе, Жерар вспоминает отца, который не умел ни читать, ни писать и, напившись, валялся в сточной канаве. Не забыл он и бабушку, к которой его отправляли на каникулы, — dame pipi, то бишь работницу общественного туалета в парижском пригороде Орли.
Жерар пишет, что появился на свет кочевником, открытым всем ветрам, готовым в любой момент отдать швартовы и пуститься по воле волн к новым горизонтам, где его мятежная душа обретает свободу. Его героем остается первопроходец Христофор Колумб.
Когда мальчишку выгоняли из школы, он знал, что его на улице ждет верный друг — бездомный пес, с которым было проще найти общий язык, чем с одноклассниками или с учителями.
Доллар против звезд
Депардье написал «Другие края» до наступления COVID-19. Тогда самым страшным вирусом, поразившим человечество, он считал цифровую цивилизацию и ее троянского коня — Силиконовую долину, которая поработила человека: «Нас оболванивают пять типов — Цукерберг, Безос и другие, — заявляет он. — Они отнимают наше время, промывают наши мозги и скоро окончательно завладеют нашими душами. Вместе с их гаджетами торжествует единственная религия Америки — доллар… Западный мир превращается в огромный торговый центр, заполненный ошалевшими потребителями».
Раньше люди поднимали голову и видели небо и звезды, а сейчас голову опустили и видят только экраны, которые стали их горизонтом. Смотрят на них на улице, дома, в постели. Людей анестезировали, превратили в немых. Чем изощреннее технология, тем примитивнее человек, уверен Депардье.
Он не впервые рисует мрачную картину своего отечества: «Мне не нравится то, что я вижу во Франции. Она состарилась, страдает от артрита, но хочет это скрыть, казаться молодой, и это ужасно… Я люблю заходить в аптеки. Там видишь, в каком состоянии оказалась страна, ее болезни, рецепты, которые ей прописывают, как она существует и сколько ей осталось прожить». Уже после издания последней книги Депардье с горечью скажет: «Франция давно, еще до COVID-19, была в карантине, хотя не отдавала себе в этом отчета».
Жизнь как дурдом
Не менее печальное зрелище, считает автор, представляет собой сельская местность: мало магазинов, всё меньше и меньше кафе. «С наступлением вечера всё погружается в темноту. Улицы пустеют. Тишина. Смерть. За исключением нескольких безумцев, люди разучились радоваться. Франция сломлена. Люди озабочены и озлоблены, всего боятся. Жизнь похожа на дурдом».
Не выдержав, Депардье часто подается в «другие края» — будь то Россия, Алжир, Эфиопия или Узбекистан. Там он находит города, где жизнь бьет ключом, — например, Новосибирск или Омск. Правда, на «навозе французской депрессии» порой вырастают красивые цветы. Один из них — последний роман «Серотонин» его друга, писателя Мишеля Уэльбека, с которым Депардье снимался в кино.
Актер не питает никаких иллюзий по отношению к властям предержащим, которые не в силах ничего изменить: «Достаточно посмотреть на людей, которые нами правят или хотят править, чтобы понять, что они тебе пытаются впарить. Для этого можно даже не включать звук. Все политики похожи на телеведущих. Перед нами одни костюмы, и даже не костюмы, а вешалки. Все одинаковые бюрократы».
Правда, считает Депардье, среди политиков есть несколько исключений — например, Жак Ширак, которого интересовала жизнь и который был полон энергии. Он любил хорошо поесть, выпить, общаться. «Путин говорил, что Ширак — самый интересный человек и политик из всех, с кем ему доводилось встречаться. Его любили многие русские, и я их понимаю. Я тоже его любил. Он отказался воевать в Ираке с американцами, послал их куда подальше».
В «Других краях» почти ничего не сказано о кино. Разве что несколько фраз о себе и коллегах по цеху: «Хороший актер тот, кто не думает, а живет. Хороший актер тот, кто ничего не боится». Так или иначе, до мемуаров дело не дошло: «Когда я решусь взяться за них, — просит актер, — отправьте Депардье в дом престарелых. И не забудьте менять мне подгузники».