Решение не менять ключевую ставку Центральный банк назвал ожидаемым, явно рассчитывая на положительную коннотацию. Действительно, оно было ожидаемым, но не в смысле, что ждали именно такое решение, а в том, что можно было без труда предсказать. Иное, к сожалению, было маловероятно.
Основная мысль крутилась вокруг борьбы с инфляцией, и этой целью оправдывались средства ее достижения. В данном случае — политика «дорогих денег», неотъемлемым элементом которой выступает ключевая ставка. Нам поведали, что инфляция в целом соответствовала прогнозу в смысле постепенного снижения, а вот экономика восстанавливалась быстрее, чем ожидалось. В явном виде обозначено не было, но в подтексте читалось, что это заслуга денежно-кредитного курса регулятора.
Если не выяснять, кто же на самом деле герой, то, казалось бы, самое время подхватить положительные тенденции, поддержать наметившийся экономический рост с помощью ослабления монетаристской хватки и развить успех.
Замедление темпа роста цен было ассоциировано с «временными факторами», что обусловило необходимость отложить снижение ключевой ставки. Причем на неопределенное время, поскольку смысл пассажа относительно обоснованности надежд на снижение ставки оказался погребенным под нагромождением слов. Непросто понять, что имел в виду Банк России, заявив, что «с учетом изменений внешних и внутренних условий потенциал снижения ключевой ставки Банком России в первом полугодии 2017 года уменьшился».
Но рынок любит определенность. И Банк России ее внес. Бизнес-сообщество заверили, что, когда инфляция достигнет заветных 4%, тогда и появится основание для снижения ключевой ставки до 6,5–7%. (Заметим, что и эти цифры далеко не комфортны для бизнеса, поскольку означают, что ставка, по которой банки будут кредитовать промышленность, будет никак не меньше 10–12%).
Однако и в этом обещании, несмотря на наличие конкретных цифр, никакой определенности не усматривается. Во-первых, почему непременно необходимо добиться четырехпроцентного рубежа? Кто, где и когда установил этот лимит? Может быть, в какой-то книжке и мелькнула такая цифра, но на каком основании ее нужно считать истиной, на каких расчетах основывался автор? Нет ответа. Но регулятор полагает, что только в таких условиях может начаться инвестиционный процесс. А почему не при достигнутых 5,4%? Почему не задумался над тем, что, может быть, при таком (рекордно низком за последние годы) уровне инфляции и сниженной кредитной ставке промышленники бы уже начали развивать производство? В свое время Банк России обещал, что снизит ставку, как только будет снижена инфляция. Теперь ему кажется, что разница между 10% и 5,4% недостаточна для смягчения денежно-кредитной политики.
Во-вторых, когда же регулятор рассчитывает достичь этих самых 4%? Он ссылается на обнадеживающую динамику — мол, еще недавно было 12,9%, а благодаря высокой ставке стало намного меньше. Однако каждый аналитик знает, что в таких случаях прямая экстраполяция неуместна, что каждый следующий процент дается с большим трудом, что кривая выполаживается, что, в конце концов, возможны временные всплески... Так что теперь — в угоду взятой на вооружение теории «таргетирования» инфляции продолжать держать кредитную петлю в натянутом состоянии?
Есть и более серьезные вопросы. Уже из области теории. Инфляция действительно снизилась. Не будем спорить о конкретных цифрах, но очевидно, что она уже не двузначная. Но явилось ли это достижение результатом умеренно жесткой политики регулятора? Может быть, если вспомнить, что инфляция только проявляется в сфере денег, а коренится в глубинных пластах реальной экономики, то на снижение темпов роста цен повлияла относительная нормализация экономических процессов? Что промышленники и аграрии, невзирая на сложные условия ведения хозяйства, адаптировались к предлагаемым обстоятельствам и смогли продвинуться вперед? И таким образом, нормализация произошла не «благодаря» усилиям монетарного блока, а «несмотря на...»?
Регулятор утверждает, что сниженная ключевая ставка и подешевевшие кредиты непременно разгонят инфляцию. В который раз хочется задать вопрос: почему? А если при этом увеличится выпуск товаров и услуг, который сбалансирует денежное предложение? А он непременно возрастет, потому что бизнес давно ждет условий, при которых можно нормально работать. И даже если слегка возрастет инфляция, то что важнее? Формальные цифры или раскручивающееся производство и рабочие места? Полагаю, ответ очевиден. Но есть и другой аспект. Если с помощью кредитного пресса давить инфляцию, а вместе с ней производство, то скорее рано, чем поздно, получим обратный эффект — инфляционный всплеск из-за экономических неурядиц.
Одним из козырных аргументов в дискуссиях о ставке сторонников «дорогих денег» является утверждение, что дело не только в ставке. Действительно, проблем немало — и защита прав собственности, и налоговое законодательство, и административные барьеры, и неразвитый финансовый (небанковский) сегмент, и еще, и еще. Но это вовсе не повод для того, чтобы не решать вопрос по ключевой ставке. Тем более что решение по ней принимается без особых административных и регламентных сложностей — на заседании совета директоров Банка России.
Автор — главный экономист Института фондового рынка и управления
