Владимир Гусев: «Я уже не успеваю бежать за современным искусством»

Каждый четверг в октябре и ноябре Русский музей можно будет посетить бесплатно. Акция распространяется и на выставку «Кандинский и Россия» — самый громкий проект Русского музея в этом сезоне. Обозреватель «Известий» обсудил с директором организации Владимиром Гусевым текущие экспозиции и планы на будущее.

— Почему для юбилейной выставки Кандинского вы выбрали такой аспект — раннее творчество, связанное с Россией?

— Перефразируя Анну Ахматову, можно сказать: «Когда б вы знали, из какого сора рос русский авангард, не ведая стыда». На Кандинского огромное влияние оказали народное искусство и иконы. Есть его воспоминания о том, как он был поражен, войдя в крестьянскую избу. Сколько там цвета, как люди украшали свои вещи, даже в простых семьях... Это истоки. Очень интересно проследить, как постепенно развивался стиль авангардистов. Наша коллекция уникальна еще тем, что и Кандинский, и Шагал, и Малевич у нас представлены своим ранним творчеством. Этого нет в западных, европейских музеях. Когда Шагал и Кандинский уехали, их работы остались здесь, в Петербурге, в Русском музее.

— Иностранцам должно быть особенно интересно посетить эту выставку.

— Да, поэтому после Петербурга экспозиция «Кандинский и Россия» целиком отправится в Испанию. В январе-феврале ее можно будет увидеть в нашем филиале в Малаге. Мы там работаем уже три года, испанцы оказались очень восприимчивыми зрителями.

— В этом году у вас запланирована еще одна важная выставка — Айвазовского. Соперничаете с Третьяковкой?

— Мы с ними в постоянном диалоге. Бывает, что они раньше делают, бывает, что мы. Точно так же у нас была выставка Серова, но мы постарались открыть другую сторону серовского творчества, не связанную с портретами. А на Айвазовском будет свой дизайн, вещи, которые в Москве не демонстрировались. В том числе документы и материалы из Дома-музея Айвазовского в Феодосии.

— Еще вы в этом году, как и Пушкинский музей, показывали Бакста. Как вы оцениваете результаты этой выставки и прошедшего сезона в целом?

— На Бакста не было очередей. Зато очень много людей стоит в очереди на «Круг Петрова-Водкина». На Айвазовском очередь будет обязательно. В целом результаты прошедшего сезона неплохие. Поток посетителей растет, но мы за количеством не гонимся.

— Очередь на выставку — это хорошо?

— С одной стороны, это приятно, должна повышаться посещаемость. Но с другой стороны, зрителю должно быть удобно, а толпы в музейных залах мешают смотреть картины. Иногда такое посещение бывает для галочки.

— Можно ли сказать, что сейчас начался музейный бум?

— Он начался не сейчас, а в 1980-е годы, как ни странно. В период перестройки выстраивались огромные очереди в Русский музей. Но одиночных посетителей было мало, потому что у людей не хватало денег, чтобы приехать из дальних городов России. Сейчас количество туристов как из России, так и из других стран намного возросло.

— Как изменилась публика за эти годы?

— Советский посетитель бывал агрессивен. Его волновало, соответствует выставка идеологии или нет, почему мы пропагандируем религию и тому подобное. Кто-то возмущался, почему художник мажет всё черной краской... Но когда у человека есть выбор, он становится менее агрессивным.

Русский музей хорош как раз тем, что у нас много дворцов, поэтому каждый посетитель может выбрать себе экспозицию по вкусу. Молодежь предпочитает современное искусство, техническая интеллигенция — выставки в Мраморном дворце. Кто-то любит традиционное искусство и идет в главное здание, в Строгановский дворец... Наша публика уже не заваливает жалобами обком партии.

— Чем восприятие молодежи отличается от старшего поколения?

— Молодой зритель плохо воспринимает экспозицию, где висят статичные картинки или просто расставлены скульптуры. Ему нужно движение, он привык к мельтешению в Facebook, на экране компьютера. Поэтому мы внедряем современные электронные технологии. Но важно, чтобы это не заслонило подлинники. Музей должен меняться, бороться за молодого зрителя, но он не может превращаться в парк развлечений.

— Что мешает Русскому музею развиваться?

— Главная проблема — финансовая, конечно. А серьезных проблем развития нет.

— Кризис по вам тоже ударил?

— Конечно. Еще и тем, что спонсорские средства стало труднее привлекать. Ведь у частного капитала свои проблемы.

— Есть ли у музея сегодня программа пополнения коллекции за счет приобретений?

— Такой программы, к сожалению, нет и не может быть. Потому что государство перестало финансировать приобретение экспонатов. Мы часто с грустью смотрим за выставленными на аукционы вещами, их цена для нас неподъемна. В основном пополнение происходит за счет даров современных художников, выставки которых мы проводим.

— Нынешние художники станут в один ряд с великими именами?

— Я уже не успеваю бежать за современным искусством. Оно очень изменилось. Не только визуально, но прежде всего в области формы. И изменилась его функция в обществе. Искусство уже не воспринимается как учебник жизни. Оно стало провоцирующим, вызывающим протест, потому что само против чего-то протестует.

Наш мир не становится совершеннее, нет гармонии. Исчезает гармония и из искусства. Но зачем плеваться и ругать современных художников? Проблема в другом: никто из критиков и теоретиков современного искусства не может точно сказать, почему тот или иной художник хороший. Точные критерии не выработаны.

— Разве могут быть точные критерии в искусстве в принципе?

— Конечно. Чем отличается Леонардо да Винчи от художника Тютькина, можно объяснить. Цветом, колоритом, построением формы, построением композиции... А чем хороша та или иная инсталляция в современном искусстве, иногда очень трудно аргументировать. Здесь многое определяется рынком, в том числе и в России. Это не хорошо и не плохо — это так сложилось.

Иногда на выставках в кулуарных разговорах звучит: «О, слушай, в прошлом году он ушел за 50 тыс., а в этом уже за 80». А завтра «он» будет уже 100 тыс. Сами галеристы способствуют тому, чтобы что-то приобреталось и раскручивалось — им нужно потом возвращать свои затраты.

— Как должен вести себя в этой ситуации Русский музей?

— Музей должен быть немного над схваткой. Нельзя полностью открывать двери и пускать к себе всех современных художников. Функция музея заключается в том, чтобы сохранять прошлое в настоящем и настоящее для будущего. Наша коллекция должна позволить нашим потомкам спустя сто лет показать, каким было искусство в конце XX — начале XXI века. Не важно, нравилось оно кому-то или нет.

Справка «Известий»

Владимир Гусев окончил Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина. С 1978 года работает в Русском музее. Занимал должности заведующего отделом современного искусства, заместителя директора по научной работе. С 1988 года — директор Русского музея. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации, кандидат искусствоведения, действительный член Российской академии художеств. Член комиссии при президенте РФ по государственным премиям в области литературы и искусства.