В «Хардкоре» ощущается влияние Тарантино
В прокате — фантастический боевик «Хардкор» режиссера Ильи Найшуллера и продюсера Тимура Бекмамбетова. Корреспондент «Известий» Галя Галкина встретилась с Ильей Найшуллером на киностудии STX Entertainment.
— Судя по тому, что еще до «Хардкора» ты снял два музыкальных видеоклипа, стилистическая основа у тебя уже была. А сюжет тоже был заранее заготовлен?
— Нет, это был путь проб и ошибок. В первоначальном сценарии, который я послал Тимуру Бекмамбетову, главный герой был пришельцем. Потом я понял, что нам придется очень нелегко — грим, чешуя на руках и всё такое. Поэтому мы решили отказаться от этого замысла и остановились на простой истории. Если визуально всё очень нестандартно, то всё остальное должно быть просто. Можно было бы сделать фильм более сложным и глубоким, но цель состояла в том, чтобы развлечь зрителей. Мы снимали эту картину, чтобы любителям кино, что называется, снесло башку. Если они к тому же окажутся геймерами, то получат дополнительный кайф.
Что же касается злодея, то я так устал объяснять, откуда у Акана, роль которого сыграл Данила Козловский, его необыкновенные способности, что просто всё это вырезал. В одной из версий мы предложили шутливое объяснение, что его якобы укусил радиоактивный паук, отчего у него проявились способности телекинеза. Точно так же нам не нужно знать о прошлом Генри. Мы можем только догадываться, что у него было военное прошлое, но уж точно он не был игроком в настольный теннис.
— Думаю, с первого взгляда видно, что никакая студия тебя не контролировала — море крови, горы трупов... Не думаю, что американцы осмелились бы так снимать.
— Я не согласен с тем, что в фильме есть что-то низменное. И ненависти в нем тоже нет. Много насилия, многих убивают, но мы не наслаждаемся сценами пыток, и Генри просто защищается. И только в самом конце он переходит к нападению. Это классическая история человека, которого заставили убивать. Это как Рембо в начале пути. Вы знаете, сколько людей Рембо убивает в первой части?
— Не очень много.
— Ни одного. Он кинул камнем в вертолет, и парень оттуда выпал — непредумышленное убийство. Я также очень люблю Квентина Тарантино и уверен, что его влияние чувствуется в фильме. Я понимаю свое место по сравнению с этим великим человеком. Такие сцены появляются подсознательно.
— Что отличает молодых кинематографистов, которые выросли на видеоиграх, от коллег старшего поколения?
— У видеоигр есть возможности, которых нет у фильмов, как, собственно, и наоборот. Но видеоигры всё сильнее движутся в сторону кино. Я уверен, что появятся фильмы-игры, интерактивное кино, которые будут просто потрясающими. Это будет нечто! Когда Генри приводит в порядок свою поврежденную руку, то это похоже на одну игру, я не помню, как она называется, но ее герой орудует пальцами как оружием. В фильме есть такие элементы. Меня спрашивали, не собираюсь ли я ввести в фильм навигационный дисплей (HUD). Нет! Зачем мне это делать? Это ведь кино.
— Я тебя понимаю. Но давай поговорим о съемках. Одно дело — сказать «давайте прикрепим к актерам камеры и снимем трюковые сцены» — но похоже, это было совсем непросто сделать?
— Простых фильмов вообще не существует, но снимая этот, мы все должны были в некотором роде заново учиться.
— Каков баланс натурных съемок и визуальных эффектов в этом фильме?
— Наш подход был такой: всё, что можно, делаешь вживую. В фильме около 1,8 тыс. кадров с графикой, и это много. Но каскадер реально прыгает с мотоцикла на крышу фургона на бешеных скоростях. В 70 кадрах было видно осветительное оборудование, которое пришлось затереть.
— Ходят слухи, что в общей сложности Генри играли 14 человек?
— Где-то 12 или 13. Андрей Дементьев, который играет в фильме Дмитрия, сделал больше половины кадров. Другой парень, Сергей Носуленко, с которым я снимал свое видео, сыграл одну треть. Я сделал несколько диалоговых сцен с Шарлто Копли, который играл Джимми, и несколько базовых эпизодов со стрельбой. У нас были каскадеры с разной специализацией. У меня была возможность водить машину на высоких скоростях. Рядом сидел Шарлто, и это было очень занимательно.
— Какая сцена оказалась самой трудной — из-за которой по ночам снились кошмары?
— Это была финальная сцена. Думаю, что «кошмар» — самое точное определение для нее. Мы снимали в новом павильоне, места было предостаточно, и нам очень помогали, но это был ноябрь, шел снег. Мы развели костры и начали день с семи литров крови, которой залили всю сцену. Кровь, костры, дым — это было адское место. Проветривать было нельзя, как только открывали двери, становилось холодно. Представь себе — везде толпится массовка, 50 каскадеров крепят страховочные тросы...
Две с половиной недели мы снимали эту сцену. Все дошли до ручки, отрубались во время съемок и засыпали во время обеденных перерывов. Я рад, что всё это уже закончилось. Но у меня была очень хорошая команда, и я полюбил всех, кто в ней состоял.
