Со времени последнего присоединения Крыма к России скоро будет два года. И сторонники, и противники аншлюса — причем и отечественные, и зарубежные — рассматривают российскую принадлежность Крыма как необратимый факт, хотя, конечно, одним нравящийся, а другим совершенно не нравящийся. Большинство изменений на географической карте именно так и происходит.
Заметим, однако, что в разгар событий все — и при этом всем — представлялось совершенно иначе. Сперва аншлюс вообще не рассматривался как реальная перспектива — ни сторонниками В.В. Путина, ни самыми ярыми его противниками. Собственно, противники, например киевские революционеры, вели себя, как будто им шлея под хвост попала, именно потому, что были уверены: со стороны России ничего серьезного можно не ожидать, все ограничится словесными эскападами — а что нам эти эскапады? В России тоже ожидали, что руководство страны расслабится и получит удовольствие, ибо что же ему еще делать — не воевать же?
Когда же вопреки ожиданиям — причем всеобщим — было провозглашено: «Крым наш!», пошли новые прогнозы, причем опять оказавшиеся несостоятельными. Наша патриотическая общественность решила, что теперь успех будет развит далее, и мечтала о Новороссии и прочих областях УССР — от Харьковской до Одесской. Еще немного, еще чуть-чуть — и будут наши. Либеральная общественность также ожидала многого. Появление «вежливых людей» в Крыму рассматривалось как полное снятие тормозов, аналогично тому, как аншлюс Австрии в марте 1938 года открыл непрерывную серию расширений рейха, через полтора года перешедшую в мировую войну.
В действительности все получилось иначе. Вместо повторения 1938–1939 годов все свелось лишь к неформальной и весьма ограниченной поддержке донбасских инсургентов. Вторжение в Прибалтику и прочие страны Восточной Европы не состоялось вовсе. Кассандры, ясно провидевшие дальнейший Drang nach Westen, стыдливо приумолкли.
Аналогия с Третьим рейхом и его фюрером не сработала.
Подобно тому, как двенадцать лет назад не сработала другая аналогия, которой не менее широко пользовались. В 2003 году, хотя отношения Кремля и ЮКОСа ухудшались на глазах, как сторонники, так и противники «самой прозрачной компании», как называли ее юкосовские агитаторы, не предвидели посадки М.Б. Ходорковского. Его арест 25 октября 2003 года стал сильной неожиданностью.
Но когда случилось то, что случилось, и сторонники, и противники ЮКОСа стали рассматривать арест как триггер, включающий необратимую цепь последствий. Одни восприняли это как прелюдию к отмене чубайсовской приватизации, которую они полагали грабительской. Другие указывали, что если богатого и сильного Ходорковского стали раскулачивать, то это явный знак, что вслед за ним раскулачат и других капиталистов. И даже не только их. Г.О. Павловский тогда предупреждал, что право собственности на квартиры тоже будет отменено — отсидеться в стороне не удастся никому.
Однако и надежды одних, и страхи других оказались не вполне основательными. Либерального парадиза в России не настало (хотя нефтянка, поняв, что здесь вам не тут, стала исправнее с налогами), но и великого перелома с наступлением социализма по всему фронту по образцу 1929 года тоже не произошло. И прогнозы 2003 года, изображавшие В.В. Путина т. Сталиным, и прогнозы 2014 года, изображавшие его же г-ном Гитлером, оказались равно малоудачны. И в том, и в другом случае оказалось, что он другой, еще неведомый избранник, а неспособность разобрать его неведомую природу сильно скомпрометировала политологическую науку.
Между тем история что с Крымом, что с ЮКОСом показывала довольно устойчивый и даже понятный принцип. Кремль проявляет немалую (по мнению иных, даже чрезмерную) терпимость в сношениях как с внутренними, так и с внешними партнерами, но эта терпимость знает свой предел и выражается в требовании «не надо класть ноги на стол». Если их все-таки кладут, ответом бывают достаточно резкие действия, не порождающие, впрочем, изменения всей кремлевской политики. С теми, кто воздерживается от возлагания ног на стол, дела идут по обычаю, искони заведенному. Но если кто не воздерживается — тогда извините.
В апологетической книге про М.Б. Ходорковского «Узник Тишины» автор несколько раз повторяет, очевидно, очень важную для всего труда мысль: М.Б. Ходорковский мечтал, что «он станет первым, кто создал большую и прозрачную компанию, неподконтрольную государству, а подконтрольную только международному праву». Поскольку автор не юрист, а также не философ, вернее будет предположить, что важную мысль внушили ему консультанты из ЮКОСа. И они, и сам автор, очевидно, предполагали, что экстерриториальная компания, не подчиняющаяся национальному праву, — это хорошо и нормально. В Кремле явно считали иначе: мы-де и так посадили олигархов за стол, что сделано, то сделано, но этот уже и ноги на стол, что есть явный непорядок. Дальнейшее известно.
Аналогично и с Крымом. Препирательства с Киевом давно стали обыденным делом, и, сохраняй украинские братья нейтралитет в духе Л.Д. Кучмы — по принципу «ласковы телятки сосут по две матки», такое кисло-сладкое братство могло бы длиться еще весьма длительный срок. Все-таки Севастополь оставался главной базой Черноморского флота, а кооперация русского и украинского ВПК была довольно тесной. Чего еще желать?
Но когда на ровном месте нейтралитет был Киевом похерен, сменившись боевым кличем «Москаляку на гиляку!», Москва сочла себя вправе поступать так, как считает нужным, чтобы обезопасить себя, более не заботясь о сантиментах открытого противника. Крым сделался наш.
Поскольку другие соседи России в такое безумие не впадали, отношения с ними остались более или менее прежними — никак не отдающими концом 30-х годов XX века.
А ведь всего-то не следовало класть ноги на стол. Не бог весть какое сложное политесное правило.
