Кристиан Бэйл: «Я люблю общаться с теми, кого мне предстоит играть»

Британского актера Кристиана Бэйла номинировали на «Оскар» за роль второго плана в фильме Адама Маккея «Игра на понижение». 21 января картина, посвященная событиям ипотечного финансового кризиса 2007–2008 годов, выходит в российский прокат. Ее сюжет основан на книге Майкла Льюиса «Большая игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы». Кристиан Бэйл сыграл роль управляющего хедж-фонда и финансового гения Майка Барри, который предчувствовал, что американский рынок ипотечных кредитов скоро лопнет, и решил заработать на этом. Корреспондент «Известий» Галина Галкина встретилась с актером.

— Этот фильм о людях, наживающихся на горе тех, кто потерял дома и работу. Однако авторы фильма, как мне показалось, им симпатизируют. Боюсь, что зрителям это может показаться странным.

— Я думаю, что так оно и есть, но в этом-то и заключается изюминка фильма. Я понимаю тех, кто симпатизирует главным героям, но мне кажется, что те, кто делает из них героев, заходят слишком далеко.

Персонажи фильма просто выполняют свою работу — зарабатывают деньги для своих клиентов и, надо отдать им должное, делают это честно и открыто. И больше того, они бьют тревогу! Мой персонаж — доктор Майк Барри предсказал финансовый кризис, о котором пытался предупредить многих людей. Он сказал, что в его поступке нет ничего героического, но так или иначе окружающие проигнорировали его предсказание. Майкл на самом деле не любит «короткие» позиции (shorts) — пожалуйста, не путайте с шортами, которые ему нравится носить (смеется). Но когда речь идет о ценных бумагах, то «короткие» позиции не по нему. Он позитивный человек, поэтому он предпочитает «длинные» позиции. Кроме того, ему по душе большие ставки. Однако если уж подвернулась благоприятная (а всё на это указывало) возможность — то как же он мог не воспользоваться ею?!

Фильм «Игра на понижение» интересен еще тем, что отражает атмосферу Уолл-стрит и нравы обитателей Нью-Йоркской фондовой биржи, которые стали настолько этически неразборчивы, что мы невольно начинаем смотреть на них как на героев. А затем даем задний ход и говорим себе: «Так, эти ребята зарабатывают себе целые состояния!..» В одном эпизоде Джорджия Хейл, персонаж Мелиссы Лео, говорит, что мы сами в какой-то степени лицемеры, и она совершенно права, попала в самое яблочко! И мне кажется, что это так и задумано, что в этом одно из достоинств фильма.

— Как много вы знали обо всем об этом, прежде чем согласились на роль финансового гения. Мне кажется, что не только я, но и многие другие понятия не имеют даже о том, сколько сейчас денег на их пенсионных счетах.

— Дело обстоит так: я совершенно ничего не понимаю в числах, поэтому когда я согласился на эту роль несколько лет назад, то вынужден был начать разбираться в инвестициях и прочих подобных вещах, чтобы сыграть человека, который без ума от арифметики. Я с головой ушел в эти дебри, сделал всё что мог и справился с этим чертовски хорошо. Но в какой-то момент я сказал себе — ладно, пора быть самим собой, тем, кому нет абсолютно никакого дела до этих материй. Тем более что моя жена хорошо разбирается во всём этом, и я думаю, что одного экономиста для нашей семьи достаточно. Но для подготовки к съемкам мне пришлось много читать, и я также много общался с Майком Барри, который очень доходчиво объяснил мне то, чему посвящены экономические тома. Но когда съемки закончились, я понял, что мне не хочется всё это помнить, мне это не нужно, и я всё благополучно забыл. Жаль, что мы с вами не встретились во время съемок фильма — я бы смог ответить на любые заковыристые вопросы.

— Ваш персонаж как затворник — он проводит всё время в своем кабинете в то время, как его коллеги наслаждаются жизнью. Вам не скучно было на съемках?

— О, я отлично проводил время сам с собой. Как, собственно, и Майк Барри. А также сосценарист фильма Майкл Льюис. Он обычно создает атмосферу, в которой ему прекрасно работается, которая позволяет ему сосредоточиться. Если бы не уединение, как он сам мне говорил, он не смог бы написать «Игру на понижение». Ему нравится быть наедине с самим собой и даже если нужно пообщаться с человеком, находящимся в соседнем кабинете, он часто предпочитает писать электронные письма.

— Когда вы впервые встретились с доктором Барри, не показалось ли вам, что с ним тяжело общаться, что он вас подавляет?

— О, конечно, без всякого сомнения. Это чувствуется, как только встречаешь его. Вообще я очень люблю общаться с теми, кого мне предстоит играть. Я стремлюсь проводить с ними, как можно больше времени. При этом я прекрасно себя чувствую, потому что знаю, что не составляю им конкуренцию. При других обстоятельствах мне было бы не по себе в компании Майка, но тут у нас был прекрасный предлог для общения, и мы говорили, говорили, говорили по 8–9 часов без остановки. Это незабываемо! Мне очень понравилось общаться с ним.

— А что вам все-таки понравилось больше всего в общении с Майком?

— Я ценил каждое его слово еще и потому, что в нашем деле никогда не знаешь, что может пригодиться. Поэтому о каком бы предмете он ни заговорил, я поддерживал беседу, пока мы не исчерпывали тему. Каждое сделанное мною наблюдение должно было быть до конца осмыслено. Но, как я уже говорил, я считаю за большую честь иметь возможность общаться со своими прототипами и наблюдать за ними. Вы не представляете, какой интересный человек этот Майк Барри. Конечно, многие детали нашего общения я не собираюсь разглашать — это дело принципа. Чтобы тебе доверяли, нужно иметь хорошую репутацию, а если будешь выбалтывать лишнее, то никто с тобой не захочет встречаться (смеется). И конечно, если хочешь, чтобы с тобою откровенничали, нужно отвечать взаимностью.

— Вы в курсе о его реакции на фильм?

— Нет, пока нет. Я пригласил его на премьеру, но он не смог прийти. Очень жаль! Мне нравится сидеть рядом с человеком, который может или ударить тебя в челюсть, или, что желательнее, похлопать по плечу (смеется). И, уж будьте уверены, Майк как раз такой человек.

— Как ему удается сосредотачиваться на невероятно сложных финансовых вопросах, слушая при этом хеви-метал?

— У него такие невероятные мозги, что эта музыка действует на него успокаивающе, помогает расслабиться. Он уникальный человек.

— Есть ли у вас какое-нибудь сходство с вашим персонажем?

— Если говорить об умственных возможностях, то совсем никакого (смеется). Но общее у нас то, что мы страстно любим дело, которым занимаемся, оно целиком нас захватывает. Мы оба никогда не думали, что сможем таким образом заработать, не говоря уже о том, что заработать действительно хорошо, поэтому мы считаем себя феноменально счастливыми. Это как раз то, что отличает Майка от типичного карьериста с Уолл-стрит, жаждущего власти и денег. Майк пришел на Уолл-стрит благодаря своей страсти к цифрам, которые он читает так, как другие читают романы, а понимает и чувствует так, что нам даже невозможно представить. Он действительно влюблен в цифры, и эта любовь позволила ему заработать состояние для себя и для своих клиентов. Но я верю, что это не было его главной целью. Я думаю, что он просто купается в цифрах потому, что так уж устроены его мозги.

— «Игра на понижение» — это история о том, что случилось в Штатах. Заинтересует ли она зрителей других стран?

— Несмотря на то что кризис действительно начался в Америке, он распространился по всему миру, и у всех персонажей фильма есть аналоги в других странах. Уверен, что он актуален для всех.

— Клиенты Майка, и не только они, видимо, выразили свою благодарность ему за то, что он сделал, хотя этого и нет в фильме?

— Нет, к сожалению. Майк на самом деле очень серьезно заболел, и эта болезнь была вызвана не только стрессом, но и неблагодарностью тех, кто обогатился благодаря его прогнозам. Как это ни странно, но многие обвинили его во всех грехах. Он очень сильно разочаровался в людях.

— Когда вы играете реальных людей, то не чувствуете случайно, что попали в слишком узкие для вас рамки?

— Напротив, я очень свободно себя чувствую. Правда, я постоянно общаюсь с режиссером. Разные актеры по-разному к этому относятся, но я никогда не позволяю себе забыть том, что именно он отвечает за фильм, и я придаю большое значение нашему общению. Я предлагаю ему разную интерпретацию той или иной сцены и даю понять, какая из них мне кажется наиболее удачной, какая менее удачной, а какая наиболее правдоподобной. А дальше уже он решает, что из предложенного он возьмет для фильма. Мне лучше видны детали, в то время как у него лучше представление обо всём фильме — он как бы видит его с высоты птичьего полета. Поэтому когда мы обсуждаем мое видение персонажа и оно оказывается слишком умозрительным, то режиссер часто берет верх. Мне действительно иногда хочется, чтобы мой персонаж был каким-то другим. Но когда ты можешь встретиться с реальным человеком, неужели ты скажешь — нет, он не тот, кого я хочу сыграть (смеется). А после общения с ним у тебя сразу проясняется в голове, так что мне нравится играть реальных людей и зависимость от них меня не сковывает.

— Вы всегда оказываетесь правы или иногда они говорят — нет, все-таки режиссер был прав?

— Нет, такого не бывает — когда я изучаю свой персонаж, я делаю это с маниакальной настойчивостью и не упускаю малейших деталей. Я могу себе это позволить, ведь я занимаюсь одним персонажем, а режиссер отвечает за всё. Поэтому совершенно исключено, что режиссер знает о моем персонаже больше меня.

— Вы, кажется, очень уверены в своих предпочтениях. В фильме мы видим, что когда людям предлагается выбрать между тем, что они видят и слышат, и тем, во что они верят, они предпочитают последнее. Чем вы руководствуетесь в выборе ролей?

— Я учитываю репутацию режиссера, я читаю сценарий и думаю, что имеет смысл рискнуть. Но это вовсе не значит, что я уверен, что у меня всё получится. Порой я получаю колоссальное удовольствие, работая с кем-то, кто берется за то, что я никогда раньше не делал. Это очень бодрит. Кроме того, я испытываю особое удовольствие, когда мне все говорят: «Не делай этого!», — а я именно это и делаю из чистого упрямства. Это не всегда заканчивается хорошо, но иногда всё получается. Однако в основном я взвешиваю все «за» и «против», читаю сценарий, встречаюсь с режиссером, а потом задаю себе вопрос — могу я от этого отказаться? И если я отвечаю себе, что да, могу, то я так и делаю. Путь кто-нибудь другой займется этим. Но если проходит несколько дней, а я не могу об этом забыть и меня мутит при мысли о том, что какой-то другой актер возьмется за эту роль, то тогда я говорю себе: «Всё, беру — это мое!»