Когда деятели современной культуры порождают сильное общественное разномыслие, часто апологеты таких деятелей говорят, что они, то есть апологеты, быть может, и не хвалили так этих мастеров культуры, но несправедливая активность гонителей не оставляет им другого выхода.
Типа того, что, возможно, мы бы и промолчали по поводу очередной карикатуры в журнале «Шарли Эбдо» или по поводу очередного выступления неуравновешенного П.А. Павленского, но охранители проявляют такой болезненный интерес к их деятельности, что мы принуждены вступиться. Ну а уж вступившись, в своих похвалах мы не будем гомеопатами, а будем хвалить смелых мастеров со всею страстью и со всем преклонением перед их величием.
Хвалить можно как и кого угодно — это уже вопрос разума и совести хвалителя, но для точности надо указать, что ни творческий коллектив «Шарли Эбдо», ни П.А. Павленский совершенно не уникальны.
Неверно предполагать, что глумлением над людскими бедами заняты только в Париже на рю Никола Аппер, 10, где расположена редакция свободного издания. Будь это так, мироздание было бы почти совершенным. Глумление над страданиями ближнего, к сожалению, гораздо более распространено как в пространстве, так и во времени.
Например, обычай квалифицированной и публичной смертной казни, ушедший в прошлое в Европе достаточно недавно, а в иных местах так и вовсе не ушедший, представлял публике самые богатые возможности для остроумных шуток над казнимым — так что традиция «Шарли» насчитывает тысячелетия.
Поведение толпы во время Страстей Христовых — это сплошной юмор полностью в стиле французского журнала, причем надо учитывать, что для веселящихся Христос был не Мессия, Сын Бога Живого, а рядовой приговоренный. Это же про них было сказано «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят!». Казнили же в те времена достаточно много и по поводу мучений каждого из приговоренных шутили и веселились. Образчики такого юмора можно встретить как непосредственно в Четвероевангелии, так и в «Забавном евангелии» Лео Таксиля, являющегося одним из недавних и непосредственных предшественников «Шарли».
Точно так же далеко не оригинален П.А. Павленский. О его художественных акциях можно прочесть в том же Новом Завете — «И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни» (Мр. 5,2-5). Евангелист Марк не детализировал художественные замыслы бесноватого, но это сделали нынешние хроникеры современного искусства.
Впрочем, можно и не искать прототипы духовных светочей нашего времени в новозаветных текстах (хотя они там имеются и сходство чрезвычайно велико), а обратиться к ленте происшествий телеграфных агентств. По роду службы уже много лет я имею обыкновение ежедневно просматривать ленту новостей и могу ответственно заявить, что как аналоги главного редактора «Шарли» Ж. Бриара, указавшего, что «Понятие кощунства не имеет для нас никакого значения», так и различные бесноватые, в своем злохудожестве ничуть не уступающие Павленскому, являются регулярными героями хроники происшествий. Единственное отличие их от нынешних кумиров утонченной и прогрессивной общественности заключается в их недостаточной известности, вследствие чего их деяния не подвергаются столь обширному апологетическому истолкованию, как это случается с «Шарли» и Павленским.
Хотя для человека, склонного скорее скептически относиться к многоглаголанию неблагопотребному, что безвестные герои уголовной хроники, что знаменитые герои хроники культурной оставляют скорее мрачное ощущение. Бесноватые — потому что не дай мне Бог сойти с ума. Бриареи, для которых понятие кощунства не имеет никакого значения, вызывают в памяти описание встречи с блатарями — «В один миг трещат и ломаются все привычки людского общения, с которыми ты прожил жизнь. Во всей твоей прошлой жизни — особенно до ареста, но даже и после ареста, но даже отчасти и на следствии — ты говорил другим людям слова, и они отвечали тебе словами, и эти слова производили действие, можно было или убедить, или отклонить, или согласиться. Ты помнишь разные людские отношения — просьбу, приказ, благодарность, — но то, что застигло тебя здесь, — вне этих слов и вне этих отношений». Ибо здесь — смеховая культура, не знающая границ.
То, что человек может жестоко повредиться умственно или нравственно, — что же делать, мир во зле лежит, и, на погосте живучи, всех не оплачешь. Но когда люди, претендующие на утонченность и изысканность, — да и на респектабельную рукопожатность тож, — выставляют бесноватых и нравственных безумцев в качестве высокопохвального образца, — такие гладкие фарисеи хуже бесноватых.
«Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» — всё, что можно сказать таким духовным светочам.
