У Никиты Сергеевича Михалкова нынче юбилей, 70 лет, а значит, есть повод сказать о нем важные слова.
Не слишком уместное, но всё же необходимое из соображений честности признание: я не всегда был в восторге от юбиляра. Долгое время главными достижениями Никиты Сергеевича эпохи СССР я считал две роли — надменного директора автосервиса в «Инспекторе ГАИ» и брошенного героиней Гурченко шкафообразного проводника в «Вокзале для двоих». Созданные им уже в современной России картины, неоднозначно трактующие отечественную историю, вызывали недоумение. А давно ставший фольклором эгоцентризм мэтра? Шутка о том, что в «Сибирском цирюльнике» он сначала снял эпизод с собой в роли царя, а затем всё остальное, мне никогда не казалась такой уж шуткой. И язвительные прозвища, самое нейтральное из которых — Барин, я тоже употреблял, чего уж греха таить.
По-новому я взглянул на Михалкова в мае 2013 года, когда в программе «Поединок» он спорил с либеральных дел мастером Леонидом Гозманом. Гозман, только что заявивший об отсутствии заметных отличий между СС и СМЕРШем (это высказывание и стало поводом для дискуссии), был настроен на то, чтобы защитить свою позицию без лишних энергозатрат. Однако столкновение с Михалковым, снисходительным, ироничным и твердым, привело к удивительному эффекту. В дискуссии вся вульгарная спесь с любителя эпатажных сравнений слетела, словно старая штукатурка с потолка после молодецких плясок этажом выше. Тогда-то я и подумал, что иногда от барственности Михалкова бывает польза.
Через несколько месяцев мне в руки попал толстый том «Никита Михалков. Прямая речь», где были собраны мнения и отзывы режиссера о людях и явлениях нашей истории, культуры и повседневной жизни в алфавитном порядке. Приятно поразила взвешенность суждений относительно событий, до сих пор бывших предметом жарких споров. Никаких штампов вроде «одна винтовка на сто солдат и позади политрук с огнеметом в окровавленных руках» и близко не было. Так мои суждения о Никите Сергеевиче поменялись опять.
Другими глазами я стал смотреть на Михалкова после премьеры «Солнечного удара».
В советское время многие фильмы подозревали в скрытом антисоветизме. Cлучись в России режим, полноценно наследующий белой идее, цензоры непременно заподозрили бы «Солнечный удар» в скрытом просоветизме. Такой беспощадной критики Белого движения, равно как и пороков царской России, от известного монархиста и консерватора ожидать не приходилось.
Некоторые публицисты левых взглядов совершенно ошибочно истолковали одну из ключевых коллизий фильма: отказ главного героя, молодого и мимолетно влюбленного красавца-офицера, дать пытливому мальчишке Егорию ответ на вопрос, существует ли Бог. Собеседники вновь сталкиваются через 30 лет, и мальчишка, ставший красным комиссаром, отправляет примкнувшего к белым офицера на казнь. Почему-то сюжет был понят как проповедь едва ли не социального расизма: мол, верхи должны качественно пасти низы и исправно внушать им азы истины, иначе начнется бунт и верхи будут убиты.
Однако офицер не производит впечатления богача и знатного дворянина: скорее всего, выходец из среднего класса. Мальчишка же отнюдь не оборвыш-замарашка: больше похож на сына лавочника или иного крепкого хозяина. Новая встреча персонажей могла произойти с обратным распределением ролей: вспомните, сколько офицеров Российской императорской армии перешли на сторону красных и сколько было разночинцев в рядах белых.
Это конфликт не столько классов, сколько поколений, когда старшие, пусть и совсем не старые, не хотят услышать племя младое. Конечно, социальный момент в фильме присутствует, но он лишь отражает законы мироустройства, которые причислить к реакционному мракобесия нужно еще сильно постараться. На рубеже XIX–XX веков, когда страна стремительно реформировалась, социальная структура кардинально менялась, корежились и рушились сословные перегородки, именно на среднем классе — офицерстве, технической и гуманитарной интеллигенции, мелкой и средней буржуазии, учителях, священниках, юристах — лежала особо важная миссия, а именно минимизация болевых ощущений от соединения верхов и низов в единую ткань. Миссия оказалась провалена, и вместо аккуратного шва вышла кровавая зияющая рана.
Проигравшие белые препарированы в фильме с жесткостью необычайной. За исключением пары человек, это либо напыщенные идеалисты, либо подлецы. Противостоящая им Розалия Землячка, как показалось многим, выписана подчеркнуто комично. Сомневаюсь. По мне, так эта одиозная дама у Михалкова явлена более глубокой и интересной (конечно, не в плане ее нравственных качеств), чем была в реальности. Забавна она лишь немного, в остальном это волевой, беспощадный кшатрий в кожанке. Михалков словно жалеет, что на стороне белых не оказалось в должном количестве таких же твердокаменных землячек…
В общем, Никита Сергеевич! Всё еще считаю Вашу роль в «Инспекторе ГАИ» одной из лучших, но уже не по тем причинам, по которым считал раньше. Ваш герой, заносчивый и зарвавшийся, в последних кадрах меняется, принимает твердую и безусловную правду соперника, делает первые мучительные шаги на пути к преображению.
Не рискну сказать, что с Вами сейчас происходит что-то подобное. Но именно сейчас Ваша харизма и Ваше мастерство, данное Господом, раскрываются в полной мере. Хочется верить, что мы в этом еще не раз убедимся.
Помнится, Владимир Бондаренко в книге «Три лика русского патриотизма» включил Вас в раздел «Белый лик». Прав он был? Прав. Но Вы — и с каждым годом данный факт становится всё более очевидным — шире узкого «цветового определения». Вы — Русский, и это такой восторг, что даже иные язвительные штампы приобретают совсем иное звучание. Барин? Да. Но — Русский Барин!
