Недавние внешнеполитические действия Анкары вызвали резкую международную реакцию. Руководство Турции еще 24 июля заявило о начале «решительного наступления» на позиции «Исламского государства» в Сирии и о начале операции против формирований Курдской рабочей партии, действующей на южных рубежах.
Как заявил премьер-министр Ахмет Давутолглу, «мы предпримем все необходимые меры, с целью защитить наши границы». В ответ на произошедший несколькими днями ранее теракт в городе Сурук на юге страны, жертвами которого стали 32 молодых человека, в Турции было арестовано 250 человек, принадлежащих к курдским и «левым» группировкам и стремившихся попасть в курдский город Кобани в Сирии, чтобы принять участие в восстановительных работах после нападения боевиков ИГИЛ. Обыски и аресты подозреваемых в сотрудничестве с КРП и ИГИЛ прошли в 13 провинциях Турции и в Стамбуле. Одновременно Тайип Эрдоган согласился на использование американцами авиационной базы Инчирлик для нанесения удара по формированиям ИГИЛ, действующим в Сирии. При этом удары стали наносить и по законным сирийским войскам.
В итоге Турция оказалась втянутой в многостороннюю игру с непредсказуемым результатом. Действия Анкары следует рассматривать в контексте общей ситуации, сложившейся в регионе. Стратегическая неопределенность, связанная с разрушением многолетнего баланса сил, побуждает многих региональных игроков действовать не в рамках привычной стратегии. Проступают контуры «нового большого Ближнего Востока», о котором говорил в 2003 году Буш-младший.
Среди критичных событий — катастрофическое ухудшение ситуации вокруг Сирии. У страны практически исчерпаны мобилизационные резервы, разрушена система ПВО, следствием чего стало недавнее выступление президента Башара Асада перед военным командованием и политическим руководством с предложением оставить ряд территорий и сконцентрировать остающиеся силы на защите столицы.
Помимо этого знаковым является сделанное на днях заявление администрации Белого дома о готовности наносить авиаудары по войскам Асада, если те вступят в боевые столкновения с формированиями «демократической оппозиции». Это говорит о намерении закончить с Сирией как политическим образованием с целью продвижения «управляемого хаоса» в регионе. Два этих события означают, что Сирия в прежнем формате уже невосстановима и ее вряд ли спасут помощь Ирана и отправление в район боевых действий российских десантников, о чем заявил генерал Владимир Шаманов, командующий ВДВ России.
Кроме того, постепенно расширяется зона военной экспансии ИГИЛ, включающая в себя не только территорию Ирака, но и Сирии, с прицелом на распространение на другие страны региона. Заключенные в середине июля Венские соглашения между «шестеркой» держав и Ираном, предполагающие постепенную отмену санкций, означают новые возможности Ирана включиться в борьбу за влияние и соответствующий вызов другим государством. Война в Йемене постепенно перекидывается на территорию Саудовской Аравией, что пугает правящую династию, прежде лояльную США и сегодня ищущую новых союзников в борьбе с распространяющимися угрозами своей безопасности.
В результате складывается ситуация противостояния нескольких держав в борьбе за лидерство в бурлящем регионе Ближнего Востока. Всё это напоминает ситуацию «геополитического плюрализма», описанную Збигневом Бжезинским.
В этой ситуации президент Эрдоган начал сеанс одновременной игры на нескольких «досках». Во внешней политике Эрдоган и его сподвижник Давутоглу стремятся обезопасить страну от внешних вызовов, одновременно расширяя для нее «окно возможностей». Еще будучи премьером, Эрдоган подверг ревизии внешнюю политику Турции, отказавшись от одностороннего следовать в фарватере США и от тесных связей с Израилем. Он использует отношения с другими государствами как инструмент для реализации собственных задач, будь то отношения с Китаем, США или Россией.
Неоосманизм, взятый на вооружение Эрдоганом, пришел на смену прежней ориентации на европейскую интеграцию. Переоценивая опыт Османской империи, официальная Анкара всё чаще говорит об общем наследии входивших в нее народов, рассматривая пропаганду последнего как инструмент «мягкой силы по-турецки». Также Турция всё активнее позиционирует себя как «патрона» тюркских народов за пределами границ — будь то крымские татары либо уйгуры в китайском Синьзяне. Это заметно осложняет отношения с рядом других государств по периметру границ.
При этом внутренняя ситуация в стране остается неоднозначной. За время правления Партии справедливости и развития Эрдогана и Давутоглу Турция пережила период экономического роста и победила многолетнюю гиперинфляцию. В то же время последние парламентские выборы принесли партии самый низкий результат за последние 13 лет (41%), что означает невозможность создания в ближайшей перспективе однопартийного правительства. Не и забыт вызов «площади Таксим», за которым стоят сторонники светско-республиканских ценностей; не следует сбрасывать со счетов и сторонников Фетуллы Гюлена, проживающего ныне в США.
Но главное — неоднозначные результаты «политической» революции, начатой Эрдоганом. Отказавшись от ряда постулатов кемализма и лишив военных функций «контрольной власти» и роли «защитника республики», он стремится создать при поддержке умеренно-консервативного электората модель президентской республики вместо парламентской. Как политик вождистского толка Эрдоган стремится усилить ослабленные позиции, добиваясь проведения досрочных выборов и завоевать на них абсолютное большинство. После этого действующий президент обретет второй шанс на реализацию масштабного проекта по созданию президентской республики, напоминающей США.
Таким образом, внешнеполитическая активность выступает для Эрдогана как средство «успокоения» внутренней политической ситуации — со всеми ее противоречиями и конфликтами.
Однако хватит ли у Эрдогана гроссмейстерской квалификации в той сложной игре, в которую он вовлечен? Ситуация вокруг и внутри Турции малопредсказуема, и делать выводы рано.
А что Россия?
Вне зависимости от успеха ли неудачи масштабных проектов Эрдогана Турция едва ли поступится хотя бы частью своих интересов ради долгосрочных двухстронних отношений с какой-либо страной. Подтверждением этого является печальная судьба проекта «Турецкий поток» и целый ряд последних заявлений Турции, дезавуирующих ее прежние обещания и декларации.
Едва ли реализуема в нынешней ситуации (и не только из-за лавирующей позиции Анкары) заявленная главой российского МИДа Сергеем Лавровым инициатива о создании широкой международной коалиции для борьбы с ИГИЛ с участием Сирии, Ирана, Турции и Израиля. Это означает, что России остается лишь проявлять разумную твердость и терпение в складывающейся в регионе Ближнего Востока ситуации, не оставляя в беде стратегических союзников и партнеров и своевременно пользуясь новыми возможностями.
Только таким путем возможно добиться создания новой политической конфигурации сил в регионе, которая будет отвечать интересам общей и долгосрочной безопасности.
