Я никогда не испытывал к погибшему Борису Немцову никакой ненависти или неприязни, но я и не готов раздирать одежды над его прахом. Типичный политик из ельцинской когорты 1990-х со всеми отягчающими, в новую эпоху он мог вписаться только в роли радикального оппозиционера. Был он в этом качестве не особо успешен и не ахти как полезен. Именно поэтому каждый раз, когда возникало обсуждение, кого именно из оппозиционеров могут принести в «сакральную жертву», имя Бориса Ефимовича всплывало с пугающей регулярностью.
В последний год он, как и все в этом секторе нашей общественной жизни, был «заукраинцем». Рьяным, циничным, без полутонов: Крым отдать, с Новороссией дела не иметь, жертвы в Одессе сожгли себя сами. Эти трели были настолько прямолинейными, что эмоционально не задевали. Видно было, что задавать вопрос: «Дядя, ты притворяешься?» бессмысленно. Не притворялся. Но людей такого типа трудно сильно ненавидеть. Тем более что Немцов в оппозиции был скорее функционером — не слишком при этом успешным, — нежели вождем.
Поэтому я сразу исключаю версию, что Немцов был убит потому, что кто-то имел что-то против него лично. Перед нами гамбит. Фигуру сняли с шахматной доски, чтобы вызвать изменение позиций. Уже раздаются со всех сторон песни политических плакальщиков, призывающие враждующие фракции, прежде всего в элите, примириться над кровью невинно убиенного: «Ребята, что ж мы творим? Братва, не стреляйте друг в друга! Мы ли не на одних баррикадах сражались с ГКЧП? Мы ли не одни реформы проводили? Мы ли не один Белый дом в 93-м расстреливали? Мы ли не одного Ельцина переизбирали?».
Фактически предложенный обществу «немцовский консенсус» — это заявка на сохранение и даже в каком-то смысле восстановление политического континуитета с 1990-ми. События последних лет можно было интерпретировать как радикальный разрыв с той эпохой. Фактически как революцию и против 1996, и против 1993, и даже против 1991 года (на святое Беловежье замахнулись!). И вот власть слышит предложение, от которого очень трудно отказаться: снижение градуса противостояния с оппозицией и стоящими за нею внешними силами на той общей почве, что мы всё та же РФ, что и «при дедушке», при коем Борис Немцов был не «бешеным» оппозиционером, а респектабельным кронпринцем.
Соблазн компромисса велик, но представляет собой оперативную ловушку. Прошедшие полтора десятилетия наша власть использовала один механизм самоусиления — разменивала внутриэлитный мир на массовую поддержку, приобретала всё менее олигархический и все более бонапартистский облик. Впрочем, почти не меняя при этом кадрового состава элиты, которая была по-прежнему из тех времен. Поддержка привлекалась за счет обозначения разрыва со всем значимым содержанием 1990-х. И год назад, с началом «крымской кампании», был преодолен критически важный «антибеловежский» рубеж. В результате уровень массовой поддержки достиг какого-то фантастического уровня.
Нынешний конфликт власти и оппозиции был конфликтом несопоставимых по могуществу сил. Внезапное примирение, сопровождаемое ритуальными проклятиями в адрес вымышленных «радикалов», выравнивает чаши весов. Примирительный маневр по сути отрезает власть от этого накопленного ресурса. Возвращает ее в атмосферу рубежа столетий, когда кланы, заказные убийства, непонятные теракты, какая-то невероятно изощренная и кровоточащая лживость были основным содержанием видимого политического процесса, лишенного большого стиля. Не случайно раскручивается самая фантастическая версия из того, что могло случиться с Немцовым: убийство какими-то «правыми». Неонацисты, напомню, сейчас стоят на позициях, неотличимых от немцовских, поддерживая своих собратьев из батальона «Азов».
Не надо быть наивными, полагая, что эти отсеченные останутся нейтральными или в пассивном резерве власти. Нет, произойдет перераспределение силовых полей. Предлагается ведь смена повестки — с государственной на узкополитическую, с глобальной геополитической борьбы за новый более справедливый миропорядок. Предлагается разбор вечного внутриполитического вопроса «кто виноват», причем без всякой надежды на честный ответ на этот вопрос. Ключевая особенность российской внутренней политики последних ста лет — всегда звучат все ответы, кроме честного. И козыри из рук и даже рукавов Кремля попросту уйдут.
Те же самые люди, которые год назад радовались возвращению Крыма, потом чуть ли не как за родными следили за бедами жителей Славянска и Донецка, храбрились, что обойдутся без импортных продуктов, и ворчали, что курс доллара, конечно, ужасный, но если Родина скажет — переживем, теперь послушно идут на оппозиционный марш. Они не изменились, не стали оппозиционерами или «заукраинцами»; они смутно помнят, кто такой Немцов. Просто они почувствовали, что формат поведения «простого хорошего человека» изменился. И хотят оставаться простыми хорошими людьми, да еще и поучаствовать в «движухе».
Надобно сказать, что на свете нет ничего более опасного и смертоносного, чем «простые хорошие люди». Людям с убеждениями и принципами достаточно ничего не делать, и «простые хорошие люди» убьют всех с особой жестокостью.
Мы часто удивляемся — что такое случилось с гражданами Украины, которые от веселых прыжков с требованием справедливой власти перешли к той кровожадности, неадекватности, готовности убивать, даже рискуя собственной жизнью, тех, кто не представляет для них никакой угрозы. Не случилось ничего особенного. Это обычная эволюция «простых хороших людей».
Сперва они собираются вместе и им вместе хорошо. Они не требуют, как им кажется, ничего особенного, они просто хотят кружевные трусики и в ЕС и не понимают, почему им отказывают.
Потом они обнаруживают на своем пути препятствие — власть, систему, структуру, объективную реальность. И начинают это препятствие ненавидеть и со всей экспрессией требовать сойти с дороги. Обычно это превращается в битье головой о твердую поверхность.
Биться головой — больно. А тому, что причиняет нам боль, появляется желание отомстить. Развязываются руки — и вот уже в этих руках «коктейли Молотова», палки и камни. Вот уже тяжелая цепь летит в «препятствие» без особой заботы о том, что это люди.
Разбуженное препятствие выдает ответную реакцию. Уже не настолько безболезненную. И превращается на глазах в чудовищ и палачей, которым нет прощения и которых нужно уничтожить любой ценой.
Еще одно усилие. Победа (можно даже сказать — перемога). Но вдруг победившие «хорошие люди» обнаруживают, что вокруг них полно тех, кто не вступил в «Клуб Хороших Людей» и не принимает ни их целей, ни их средств. Кто, вообще-то говоря, готов им сопротивляться? И тогда наступает страшный этап — «защита завоеваний революции».
Зловещим черным вороном появился на московском траурным шествии депутат ВРУ Алексей Гончаренко, прославившийся прямым соучастием в кровавых событиях в Одессе 2 мая 2014 года. Он тогда хвастался «очищением города от колорадов» и фотографировался с обгорелыми трупами. Степень его прямого участия в убийствах — как раз тот вопрос, который интересует следствие в России. Само свободное появление этого деятеля в России уже оскорбительно для сотен пострадавших и миллионов скорбящих по жертвам Дома профсоюзов. Поэтому Гончаренко был задержан в самом начале марша. Этот лидер одесского евромайдана — наглядный образ той эволюции, которая происходила с «хорошими людьми» в период от кружевных трусиков до «шашлыка из колорадов».
На разрешенную и сентиментально раскрученную акцию собралось очень много людей, от оппозиционеров до представителей «путинского большинства», решивших обозначить себя как хороших людей нового формата. Возникло ощущение милости, безопасности, плюшевости и теплоты всего происходящего. Собравшиеся понравились друг другу. Пока — без ясной общей цели, она придет потом, когда им станет уже всё равно, какая именно цель будет оправдывать их ощущение совместной приятности и тепла.
И тогда — храни нас Бог от «хороших людей».
