Жуткое убийство Бориса Немцова прежде всего рождает желание помянуть покойного добрым словом, вспомнить о нем что-то хорошее, воскресить для себя те моменты из его публичной политической жизни, которые могли быть записаны ему в плюс. Очевидно, что это был человек с большим личным обаянием, безотказно действующим на представительниц прекрасного пола. Для политика, и политика российского, это обаяние имеет двойственный характер — база его поддержки, кажется, не уменьшилась после публикации в Сети записей его телефонных переговоров, в которых он честил — и не всегда цензурно — своих собственных соратников. Думаю, когда улыбчивый Борис Ефимович подходил к каждому из обиженных, ласково трепал по плечу и произносил: «Ну прости, чувак, ты же меня знаешь», — все обиды оставались в прошлом.
Однако у нашего массового электората с некоторых пор развилась аллергия на слишком обаятельных и красиво говорящих людей — и демонстративно красивая внешность политика явно не прибавляет ему процента в рейтинге. Вот на что уж пригож лицом Михаил Касьянов, но, увы, сердца избирателей это не трогает.
Что касается меня лично, то я с некоторой теплотой вспоминаю совсем молодого нижегородского Бориса Немцова 1990-х, соавтора какого-то там экономического эксперимента, соратника Явлинского, ходившего вечно в паре с бородатым Евгением Крестяниновым. Конечно, мы все — люди, не очень посвященные в конкретные региональные проблемы, — легко покупаемся на имидж, и вот имидж молодого политического активиста, отправившегося на свой страх и риск поднимать область, очень подкупал. Симпатии окончательно сошли на нет, когда Немцов очутился в Москве, вошел в либеральный бомонд, ввязался в противостояние так называемых олигархов с так называемыми молодыми реформаторами и стал, как говорят, кронпринцем при полуживом Ельцине. Потом были известная оппозиционная деятельность, оранжевые шарфы, борьба против Олимпиады в Сочи, участие в «болотном движении» — в общем, то, что знают и помнят все. От иллюзий 1990-х осталось мало — и, конечно, образ милого кудрявого мнса, решившего сыграть роль председателя целой губернии, испарился очень давно. Ну что ж, скажем спасибо покойному, что он сумел когда-то давно такой образ создать, — история разберет, что в этом образе было от наших собственных фантазий и грез, а что от самой реальности.
Теперь о другом. Оппозиция готовится провести траурный митинг в память об убитом прямо на Васильевском спуске, невдалеке от Красной площади и Кремля. Вряд ли стоит ждать майдана, но неприятности и стычки не исключены. Разумеется, мало кто из оппозиционеров и штатных критиков Путина говорит о прямой ответственности власти за совершенное убийство — не нужно быть большим аналитиком, чтобы понимать: выстрелы в Немцова в двух шагах от Кремля — это выстрелы в Кремль. Непонятно, правда, с какой стороны.
Это все, в общем, сознают — в либеральных кругах говорится чаще всего, что Кремль виноват в том, что создал в стране атмосферу ненависти, патриотического задора и военной эйфории, которая убивает как бы сама по себе, помимо всякого заказа. Некоторые именитые оппозиционеры прямо высказывают надежды, что эта пока еще бесплотная атмосфера сможет в ближайшие часы материализоваться в виде какого-нибудь бывшего донбасского ополченца, приехавшего в Москву с оружием в руках, чтобы мстить за оставленный Краматорск или Славянск. Если такой сумасшедший ополченец вдруг обнаружится, мы услышим один громкий вопль: Путин, сдай Донбасс. Заранее исключить этот вариант невозможно, в конце концов те, кто готовит подобные провокации, если это и в самом деле провокация, как говорит Кремль, очевидно, умеют их профессионально готовить.
И вот здесь нужно согласиться с оппозицией в главном — кто бы конкретно ни разрядил обойму в Немцова, этого политика действительно убила атмосфера ненависти. Той ненависти и злорадства, которая выплеснулась в СМИ и социальные сети сразу после того, как вооруженная чем попало толпа протестующих на майдане пошла в наступление, жертвой которого стали десять погибших бойцов «Беркута» и совсем уж невинные люди в здании Партии регионов. После того как толпа на том же майдане отвергла соглашение с прижатым к стенке Януковичем и провозгласила следующий день днем окончательного уничтожения законной власти. И вот в этот короткий момент, с 22 по 27 февраля, когда, в общем, еще не было ясно, как отреагирует Россия, вот в это время, будто из самого дна души полезли из уст нашей рукопожатной общественности самые мерзкие, самые гадкие слова — вот бы и нам так, какая прекрасная революция совершилась на майдане, как хорошо, что эта «фашистская» Олимпиада завершилась пшиком если не на самом спортивном празднике, то в соседней стране, а победоносный доселе Путин наконец потерял лицо.
Тогда, ровно год назад, некоторые мои приятели и, кстати, колумнисты нашей газеты говорили: ну что вы так ополчились против майдана, ведь было ясно, что проиграете, а нам вот не хочется быть среди проигравших. Помню, я тогда сказал, что не люблю быть как раз среди победителей, среди проигравших — тем более проигравших в борьбе за правое дело — находиться гораздо приятнее. Россия и Путин тогда, в той тяжелейшей ситуации, смогли все-таки не оказаться среди проигравших — и околомайданное злорадство мгновенно сменилось вот тем самым пароксизмом ненависти, который продолжается в острой фазе до сегодняшнего дня и который, конечно, многократно усилится после субботних выстрелов.
Ненависть рождает ответную ненависть. Хорошо Севастополю и Крыму, защищенным российскими армией и флотом, оставаться выше всякой ненависти и демонстрировать нам образец почти аристократического равнодушия ко всем, кто не разделяет их радость от возвращения на родину. Новороссия, увы, лишена такой возможности, еще в большей мере лишены ее Одесса и Харьков — один бог знает, какие чувства сейчас переполняют родственников заживо сожженных, избитых, приведенных к повиновению людей. И нельзя, конечно, поручиться, что кому-нибудь из них не пришла — самостоятельно или по чьей-то хитроумной подсказке — в голову шальная мысль о возможности повторить деяние Звездана Йовановича, повторить, так сказать, досрочно, не дожидаясь предполагаемого финала этой истории.
Может быть, конечно, что угодно. Может быть, причиной убийства явилась ревность, может быть, замешаны какие-то ярославские дела, в которых надлежит копаться следователям, возможна хитрая провокация с «сакральной жертвой». Но все-таки в главном оппозиционеры правы — убийцей Немцова стала атмосфера злобы и ненависти, ненависти к собственной стране и злобы на ее на самом деле робкую решимость не гнуться под давлением со стороны так называемого цивилизованного мира, вначале организовавшего путч в Киеве, а затем обложившего нашу страну санкциями и поливающего ее ежедневной клеветой. Мира, который не постеснялся объявить экономическую блокаду Крыма и поставить чуть ли не вне закона всех его жителей — лишь за стремление избежать гражданской войны, который отказал части населения Украины в праве на жизнь и самооборону.
Борис Немцов стал и частью этой атмосферы, и ее жертвой. Но пусть все наши старые иллюзии уйдут вместе с ним: эта жертва лишь распалит и так уже бушующую ярость, которая будет порождать только ответную ярость, и, боюсь, из этого кровавого колеса на сегодня уже нет простого выхода.
