«Пытаюсь донести до органов власти: наши дети растут манкуртами»
Алла Сурикова сняла семейную комедию «Полный вперед!» с Николаем Фоменко в роли физрука и Максимом Дунаевским в качестве композитора. Картина уже активно мигрирует по кинофестивалям, но пока далека от проката. О трудностях «доброго кино», о том, как рождался «Ералаш», и о сувенирных магнитах с националистическими лозунгами уроженка Киева рассказала корреспонденту «Известий».
— О чем ваш новый фильм?
— Номинация одной из наград картины (она получила Гран-при на кинофестивалях «От всей души» в Ульяновске, «В кругу семьи» в Иркутске, «Алые паруса» на международном фестивале в Болгарии, приз за лучший полнометражный фильм в «Конкурсе зрительских симпатий» на фестивале «Московская премьера») звучит так: «За вклад в государственную стратегию укрепления института семьи в России». Не слабо, да? Я три месяца учила этот текст. Но, по сути дела, это правда. История такая: мальчик Федя Соколов девяти лет от роду должен бежать семейную эстафету. Мама у него есть, а вот папы не хватает. Он подходит к распахнутому окну и говорит: «Господи, помоги мне найти папу, хотя бы на один день!»
Тут в окно влетает домушник, который потом вынужден бежать всю эстафету с Федей и его мамой. В конце концов Федя обретает полноценную семью, а в родителях вновь просыпается любовь друг к другу. Для меня в картине важны две главные идеи: ребенок должен расти в любви, а взрослые должны хоть иногда позволять себе «шагнуть в детство». Ну и еще, конечно, очень важен спорт — он закаляет, объединяет, делает ребят выносливее и терпимее друг к другу.
— Что означает слово «кудрилаптинг», часто звучащее в фильме?
— «Ну, это прямо вы устроили тут кудрилаптинг какой-то!». Это наше изобретение. Слово всё время трансформируется: сначала квадрилифтинг, затем квадрилаптинг, потом кудрилаптинг. Оно многозначное, это может быть и какая-нибудь особая ситуация, и опасность, угрожающая героям.
— Типа легкого ругательства?
— Может быть, и так. Сегодня, когда всерьез запрещено употребление ненормативной лексики, придуманный нами кудрилаптинг вполне может уйти в народ как средство выражения сильных эмоций.
— Правда ли, что съемки проходили в вашей квартире?
— В чужой квартире сегодня снимать довольно дорого. Мы снимали одну чужую квартиру, и она стоила 50 тыс. рублей в день. Позволить себе вторую, которая к тому же требовалась не на один съемочный день, я не могла. Поэтому решила снимать у себя. У моей квартиры, недалеко от Мосфильма, есть еще одно преимущество: широко открывающееся балконное окно. Нам нужно было снять, как герой Оскара Кучеры влетает в квартиру. А в стеклопакет влететь невозможно — он узкий.
В общем, сняли мои жалюзи, взамен повесили занавески, которые можно срывать, поставили цветы, которые можно сбивать. Только на своей спальне я написала табличку «не входить» — остальное было отдано съемочной группе. Съемки давно закончились, а я еще долго натыкалась на эту табличку, и жалюзи сиротливо лежали в углу на балконе. Была бы чужая квартира, я, конечно, проследила за тем, чтобы уходя, съемочная группа всё восстановила. В своей было не до того.
— Какие у вас ожидания от проката?
— Картина детско-семейная, для вечерних сеансов она не годится, ее можно показывать в выходные и в дни каникул. Много не напоказываешь...
— Вам обидно, что в советские годы у ваших лент было по 60 млн зрителей, а теперь такой охват невозможен?
— Не мне обидно, а за державу обидно. Я-то переживу. Вот Ульяновск уже взял в прокат, Омск и Татарстан на очереди. Телевидение тоже покажет: мы уже договорились с «ТВ-Центром».
— Сейчас ведь государство постулирует семейные ценности, по идее вашему фильму должен быть зеленый свет.
— Это постулаты. Вот Валентина Матвиенко с высокой трибуны говорила, что нам нужно детское и семейное кино. Я написала ей письмо, попросила помочь с показом картины в регионах. Жду ответа. Надеюсь.
— А Минкультуры фильм поддержало?
— Мы получили деньги на производство. На прокат денег не дали. Пока. Но мы и тут не теряем надежды.
— Как вы придумали «Ералаш»?
— В начале 1970-х писатель Инга Петкевич подарила мне маленькую книжечку «Чудаки» замечательного питерского поэта Олега Григорьева. Я как раз искала сценарий для дипломного фильма — заканчивала Высшие режиссерские курсы, — но поняла, что тратить эти миниатюры только на себя неправильно: они являются идеальной основой для маленьких иронических детских фильмов. Я написала письма в ЦК партии, в Союз кинематографистов и в Госкино и предложила создать киножурнал для детей. Ролан Быков, Кира Парамонова и Нина Косарева идею поддержали. Вскоре меня вызвали в Госкино и сказали: «Мы утверждаем вашу заявку. Что вы хотите для себя лично?». Мне бы сказать, чтобы в титрах написали «идея Аллы Суриковой», но тогда мне такое и в голову не могло прийти. А сейчас уже поздновато.
На «Ералаше» собралась очень хорошая команда во главе с Александром Хмеликом. Боря Грачевский стал директором (к его чести он вот уже почти 40 лет держит журнал на своих ироничных плечах), а я просто сняла пару сюжетов.
— Как так получилось, что высшие органы власти прислушались к просьбе студентки? У вас были какие-то рычаги влияния?
— Нет. Прислушались, потому что тогда всерьез заботились о воспитании подрастающего поколения. Не деньги и не рейтинги решали всё. Сегодня я пытаюсь снова донести до органов власти: наши дети растут манкуртами. Они знают, где какой прыщик у Шварценеггера, но забывают, кто такой Олег Янковский.
У меня есть четкая программа действий. Нужно выпускать для детей киножурнал, что-то вроде «Делай, как я!» — про всякие замечательные дела и успехи ребят, с которых можно брать пример. Нужно создать сеть детских любительских киностудий, чтоб дети снимали кино сами — от сценария до показа на специальном фестивале. Девизом таких студий должен стать слоган «Кино против наркотиков».
Нужно организовать телевизионную игру для детей из колоний и школ для трудных подростков под названием «Мировой парень»: устраивать разные соревнования, от чистки картошки до прыжка с парашютом, и давать серьезную награду (ключи от квартиры, работа, учеба), а финал игры показывать на одном из центральных телеканалов.
В теле- и киновузах надо проводить специальные наборы режиссеров и драматургов детского кино, как это было в СССР. Детские фильмы (не импортные мультфильмы, а именно детские фильмы) нужно показывать не в 6 утра, а в хорошее время в выходные дни. И разрешить показ рекламы, не противоречащей детскому восприятию, во время демонстрации этих фильмов. Это очень важно: каналы живут за счет рекламы. И главное — ввести налоговые льготы для всех меценатов, вкладывающих деньги в творчество для детей и детское творчество. Без этого ничего не сдвинется. Ну вот так, скромненько.
— Вы — уроженка Киева. Переживаете из-за последних событий?
— Переживаю. Я против крайних позиций. Живу в России, люблю Россию, а родилась, выходила замуж и родила дочь на Украине. Я хочу мира, мира между славянами! Вижу, как западные страны пекутся о собственном благополучии. Тогда почему мы не должны поступать так, как выгодно для нас? Мне иногда кажется: проснусь, и ничего этого не будет — братоубийственной войны, разрушенных городов, гибнущих людей. Кажется, что это какая-то фантасмагория, кино, снятое безумцем. Этого просто не может быть.
Но просыпаюсь, включаю телевизор и понимаю, что всё это наша сегодняшняя жизнь. Я даже думаю: хорошо, что мои родители — киевляне, коммунисты, вступившие в партию во время Великой Отечественной войны, — уже ушли из этой жизни. Они бы умерли снова от отчаяния и непонимания всего, что сейчас происходит. А что до крайних националистических идей — они всегда были, есть и, увы, будут.
— На Украине вы с ними тоже сталкивались?
— Вот пример: в оттепель из Германии в Киев приехал замечательный математик Лев Калужнин. В университете ему дали кафедру высшей алгебры и математической логики — я на ней как раз при нем и работала. Дали, а потом забрали: оказалось, что его знание русского, английского, немецкого, французского и еще пяти языков не так важно для математики, как знание украинского. А украинского он не знал.
Желание вырваться из-под опеки — это нормально, ведь Российская империя, а потом и СССР долго не давали Украине быть самостийной. Но думаю, что в последнее время эта ситуация еще и искусственно подогревалась. Пару лет назад, приехав на западную Украину, я обнаружила музей Бандеры. Для меня его имя всегда ассоциировалось с предательством, но вот появились люди, которые создали в его честь целый музей и водили экскурсии. У меня на холодильнике висит магнит, купленный во Львове: «Дякую тобі боже, що я не москаль!». Я-то всегда считала это шуткой, но на молодые умы такие вещи ложатся иначе.
— Вы часто используете знание украинского языка?
— Мой второй муж был «щирым» украинцем, с ним мы говорили по-украински. Я очень люблю этот красивый мелодичный язык, знаю украинскую поэзию и прекрасные украинские песни. В моих фильмах всегда есть какой-нибудь маленький привет Киеву: кто-то обязательно вдруг заговорит по-украински.
Сейчас мне помогает по хозяйству женщина из Украины. Вот тоже интересно: русская по паспорту, родилась в Курске (там до сих пор живут ее мать и сестра), вышла замуж за украинца и всю жизнь прожила в Западной Украине. По-настоящему родной язык — украинский. Ее дети и внуки говорят только по-украински. Кто она? Украинка? Русская? Мы с ней одинаково с замиранием сердца реагируем на все события, связанные с Украиной. С нетерпением ждем момента, когда у наших стран снова будут нормальные отношения.
Наверное, Пушкин был прав, когда писал в адрес «народных витий», то есть французских депутатов: «Оставьте: это спор славян между собою». Если другие витии не будут вмешиваться, то славяне, я уверена, договорятся. И Гоголь снова станет писателем и России, и Украины.
