80-летний юбилей Брижит Бардо не породил лицемерных сказок о потерянном времени, к которым мы так привыкли, когда речь заходит о закатившихся звездах прошлого.
В отличие от, к примеру, Софи Лорен, отметившей юбилей восемью днями ранее, о Бардо говорят почти как о мертвой. О прошлой ее жизни в кино, как правило, хорошо. О нынешней — в лучшем случае ничего.
Брижит не могут простить воинствующую неполиткорректность.
Это значит, что сегодня Брижит третирует общественное мнение ничуть не меньше, чем во времена своей молодости, когда домохозяйки всего мира считали, что она отнимает у них мужей, а Ватикан настоятельно рекомендовал обходить стороной кинотеатры с ее фильмами.
При этом уже не церковники (после того как Бардо принял Иоанн Павел II, они от нее отстали), а именно пресса призывает, по сути, к забвению кинонаследия актрисы, задаваясь вопросом: «А был ли у нее талант?» В послевоенный период такой обструкции подвергались только звезды Третьего рейха.
Подобно статуям Ленина в городах Украины, Бардо явно хотят сбросить с ее пьедестала. В одном популярном романе, написанном по заветам «экзистенциальной прозы», Брижит выставлена даже как голос резонерствующего гламура, заменившего собой дух эпохи.
Брижит действительно щедра на отповеди, которые звучат даже более звонко, чем пощечины, некогда раздаваемые ею мужчинам. Достается всем тем, кому министерство правды, образованное общими усилиями современных медиа, предоставило негласную миссию хозяев дискурса: мусульманам, деятелям современного искусства, геям и лесбиянкам.
Бардо неоднократно проигрывала в суде иски об оскорблении разнообразных чувств. Однако, похоже, ее деятельность, как и прежде, происходит в русле классического просвещенческого сенсуализма, предполагавшего в первую очередь то, что чувства должны служить предметом воспитания.
При этом нет ничего странного, что сама Бардо играла на показушной невоспитанности. Фактически самым удачным ее актерским амплуа было амплуа всемирной инженю, показывающей на своем примере не только все грани наивности и невинности, но и все способы спекулировать на них, а также вызывать в ответ на свои милые дерзости тень патриархального отца, по старинке символизирующего государство.
Популярность Бардо не случайно приходится на эпоху де Голля и постепенно сходит на нет после событий 1968 года и его отставки. Бардо с де Голлем составляли идеальную пару. Первая олицетворяла собой поменявшего пол Эдипа, блудную дочь, вечно уходящую и вечно возвращающуюся назад, второй был идеальным воплощением мишени для политического отцеубийства.
Помимо того что Бардо представала феминизированным Эдипом, она завершает собой длительный цикл формирования буржуа в качестве «естественного человека», который начинал рассматривать еще Карл Маркс, пытавшийся объяснить популярность литературного жанра робинзонады.
Чтобы стать «естественным человеком», буржуа мало было стать Эдипом, который превращает в необитаемый остров всю свою прежнюю жизнь и разрывает главные социальные связи — с родителями. Превращение в «естественного человека» требовало превращения в женщину.
Бардо стала той самой женщиной. Она завершила процесс, начавшийся еще в эпоху первоначального накопления. Именно это привлекло к фигуре Бардо внимание жены Сартра, знаменитой интеллектуалки Симоны де Бовуар, увидевшей в актрисе важный пример для своей теории «второго пола».
Миф «естественного человека» таков, что кажется, будто этот человек берется с потолка — возникает безо всякой эволюции, как дар свыше. Как следует уже из названия, фильм Роже Вадима «И Бог создал женщину», ослепивший в 1956 году юную Брижит софитами мировой известности, берет на вооружение тот же принцип происхождения из ниоткуда.
На протяжении всей карьеры в кино Бардо блистала только в одной роли — чуда, которое возникло само по себе. Когда для исполнения этой роли кинематографа стало мало, она не раздумывая порвала с кинематографом и взялась за ту же роль уже в качестве «общественной деятельницы».
Сегодня имя Бардо почти вычеркнуто из реестров мирового истеблишмента. Оно не вычеркнуто до конца уже потому, что она имеет кое-какие «былые заслуги» — в частности, в замене социальной (социалистической?) революции на сексуальную.
И только благодаря этим заслугам нынешние эскапады Брижит получили объяснение. Мол, Бардо — ребенок, а дети — это те, по модели кого машина политкорректности лепила образ ущемленных в правах групп.
Введя в оборот мировой политики скандальный тезис о правах животных, Бардо де-факто является защитницей прав детей, которых она представляет в своем лице.
Однако это не всё.
Сама того не желая, Бардо бросила вызов политическим системам, организованным вокруг идеи прав человека. Фактически эти системы выражают возобладавший сегодня принцип гегемонии. Прежние формы колонизации предполагали адресное «изобретение идентичности» для отдельных колонизируемых народов, однако весь послевоенный колониализм строится на особом символическом бартере — вы открываете в себе «цивилизованных людей» в той степени, в какой вы сами признаёте над собой олицетворяемую коллективным Западом юрисдикцию прав человека.
Приобщение к цивилизованности рассматривается как внутренний порыв, который является психологической проекцией ветхого эволюционизма из XIX века, служащего, в свою очередь, историософским переложением поговорки о том, что «все дороги ведут в Рим».
Разговор о том, что наряду с правами человека существуют еще и какие-то права животных, путает все карты идеологам гегемонии, воздвигнутой на фундаменте права. С одной стороны, оказывается, право не является исключительно человеческим достоянием, с другой — получается так, что оно не гарантирует статус цивилизованного существа (а нет этого статуса, нет и гегемонии).
Иными словами, деятельность Фонда Брижит Бардо, защищающего права животных, обращает к нам парадокс правового универсализма: то, что оказывается в зоне обладания правами, автоматически приобретает привилегию цивилизованности — однако как быть с животными? При этом если представить, что животные имеют права, тогда что же отличает их от людей, с которыми они оказываются в равном положении. И наконец, что представляет собой сообщество, если теперь эти законы не могут исполняться без вовлечения в них животных.
Сталкиваясь с этой проблемой, прежние системы права рассматривали животное лишь как объект наказания (в истории известно немало случаев судов над животными). Превращение животного из объекта в субъект права совершенно меняет дело. Идеологи политкорректности описали бы эти изменения как обретение человеком статуса «альтернативного животного». Однако речь скорее идет о том, что животное наделяется статусом «альтернативного человека».
Об этой позиции свидетельствует то отношение к жизни, которое демонстрирует Бардо после завершения кинокарьеры. Она не просто живет по принципу «чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак», но выстраивает отношения с животными как с одной большой семьей, в которой человеческие особи, по свидетельству нынешнего мужа актрисы Бернара Ормаля, находятся в равном положении с представителями других биологических видов.
Приравняв любовь и жизнь к естественному отбору, перед которым равны мы все, люди и животные, Бабетта ушла на войну, с которой так и не вернулась.
