Перейти к основному содержанию
Реклама
Прямой эфир
Политика
Путин заявил о важности учитывать взаимные интересы при контактах с партнерами
Мир
Спецслужбы Франции отвергли беспокойства об опасности церемонии открытия ОИ-2024
Общество
Мурашко сообщил о смерти в больнице пострадавшего при теракте в «Крокусе»
Политика
Политолог указал на перспективу мирного плана Китая по Украине
Авто
Haval раскрыл подробности о заводе двигателей в России
Пресс-релизы
Газета «Известия» вновь стала лидером по цитируемости в России
Мир
В Британии отменили 100-летний запрет для военных на ношение бороды
Здоровье
Врач назвала тофу продуктом для долголетия
Общество
В Твери простились с погибшими при крушении Ил-76 летчиками
Мир
В Гагаузии жители устроили протесты при встрече президента Молдавии Майи Санду
Культура
Работы художника Волка представили на ярмарке современного искусства Art Russia
Авто
Аналитики подсчитали, где в России чаще всего покупают иномарки
Экономика
Лихачев указал на обеспеченность России ледоколами
Мир
Daily Mail сообщила об отказе Питта от совместной опеки над детьми с Джоли
Спорт
Александр Овечкин получил удар по лицу за успешный силовой прием в матче НХЛ
Происшествия
В ЛНР задержали работавшего на разведку Киева украинца

Министерство федерализма

Писатель и философ Андрей Ашкеров — о трех региональных министерствах как трех национальных стихиях
0
Озвучить текст
Выделить главное
вкл
выкл

Прилагательное «федеральный» является у нас синонимом державности. Оно не просто символизирует суверенитет, но содержит в себе что-то царственное, а иногда даже и попросту царское. Скажешь: «Эта мысль имеет федеральное назначение» и кажется тебе, что получаешь пароль от кладовой вечных смыслов, связующих земной распорядок с небесным. Всё, что имеет отношение к «федеральности», наделяется в нашей стране провиденциальной перспективой. Связью с высшим промыслом.

Можно только догадываться, каково было удивление простого телезрителя, когда выпуски новостей принесли ему весть о том, что в России было специальное министерство федерализма, Минрегионразвития? И что делать ему, свято верующему в федеральность в ситуации, когда это министерство распущено? Что же, получается, федеральная власть осталась без федеральности, кто за нее теперь в ответе?

А может, эта федеральность ему, телезрителю, просто приснилась?

Конечно, Министерство регионального развития создавалось совсем не для того, чтобы морочить голову бедному потребителю ТВ-продукта. Оно создавалось для того, чтобы  стать отдельным институтом в исполнительной власти, который занимался бы региональными «делами» — прежде всего хозяйственными. Это только кажется, что в компетенции Минрегионразвития был федерализм. На самом деле министерство напоминало советского снабженца. Оно занималось региональными интересами. Крутилось и вертелось, чтобы связать их.

Обменять по бартеру одни на другие.

Всё, к чему сводился федерализм в исполнении этого министерства, исчерпывалось тщательным подновлением образования под названием «РСФСР», которое всё еще остается верным ленинской национальной политике. Стоит напомнить, что ленинский федерализм обеспечивал возникновение империи наоборот — окраинам были частично переданы привилегии центра. Однако если в советские времена место государствообразующей нации взяла на себя Коммунистическая партия, то в постсоветской России это место осталось свободно.

Минэкономразвития никак не могло заполнить место КПСС. Не было оно в состоянии и создать основы новой национальной политики — с ельцинских времен федерализация тождественна превращению в «россиян». Однако «россияне» за все годы после распада Советского Союза так и остались «бывшими советскими», но уже без социальных механизмов советской власти. Это номинальная категория, позаимствованная из статистических сводок.

Минрегионразвития ничего не могло с этим поделать, ибо с самого начала должно было осуществлять не аккуратную пересборку отечественного федерализма, а латать дыры в обветшалых советских скрепах нынешней РФ. Формально упразднение Минрегиона имеет своей целью сокращение аппарата. Однако фактически вместо одного министерства уже действуют три. Все они образуют новый правительственный орган.

При ближайшем рассмотрении этот трехголовый институт напоминает «министерство федерализма» больше, чем распущенный Минрегион. Первое министерство занимается делами Северного Кавказа, второе — Крыма, а третье — уже не «делами», а «развитием» Дальнего Востока.

Деятельность всех трех министерств фактически узаконивает региональную политику, осуществляемую по принципу ad hoc, для решения конкретных проблем, а не в рамках исключения возможности их появления. Министерства регионов являются в первую очередь «министерствами проблем», которые не просто воспроизводятся у нас в хроническом режиме, но являются тем, без чего нас невозможно понять.

Чтобы представить себе, в чем суть этих проблем, стоит обратиться к их предыстории.

Российская Федерация Ленина была империей окраин, которые тем или другим способом пытались эксплуатировать центр. Советский Союз Сталина начался с изобретения в ходе коллективизации и индустриализации нового центра, в котором отраслевая модель управления подчинила себе региональную. Диктатура окраин была компенсирована и отыграна диктатурой комиссаров промышленности всех уровней, которые боролись с культом окраины и окраинной психологией под видом борьбы с отсталостью. 

Хрущевский Советский Союз обозначил реванш окраины, который нашел воплощение в институте совнархозов и переходе с отраслевого управления на региональное. Возвращение к отраслевому управлению в эпоху Брежнева не отменило того факта, что функции центра, как и при Хрущеве, взяла на себя окраина (Украина).

Постсоветская Россия соединила хрущевскую политику регионализации («возьмите суверенитета столько, сколько можете унести») с попыткой назначения новых комиссаров промышленности, в чьей роли должны были выступить олигархи. Однако дело закончилось тем, что сегодня эволюция ленинской империи окраин привела к тому, что центр не просто оказался в зависимости от наиболее проблемных регионов (включая Москву), но совпал с ними, метастазировал в тех проблемах, которые они воплощают.

Если бы вместо столичного правительства было создано министерство по делам Москвы, занимающееся проблемами сращивания власти и капитала, оно стало бы логическим дополнением того набора региональных министерств, который возник.

Однако и без этого картина министерских компетенций достаточно ясна: каждое из министерств занимается своей группой проблем, непосредственно связанными с базовыми стихиями: земли, огня и воздуха.

Министерство Дальнего Востока имеет отношение не только к Дальнему Востоку, но и к трудностям и перегрузкам «географического детерминизма» (расстояния, климатические вариации, часовые пояса). Эти перегрузки обусловлены тем, что Россия является большим пространством, а следовательно, как ни одна другая территория в мире, испытывает на себе влияние стихии земли.

Как бы ни хотелось некоторым превращения России в Эстонию, этому препятствует сама структура большого пространства, которое до Эстонии сжаться не может, а может только быть поделенным на маленькие Эстонии, что означает конец России и тысячелетнее царство неофеодальной раздробленности. Невиданное наводнение, произошедшее в 2013 году в Дальневосточном регионе, только подтвердило статус этого региона как места, через которое заявляет о себе стихия земли, а точнее сама земля, в любой момент готовая обернуться стихией.

Северный Кавказ олицетворяет перегрузки другого рода. Это перегрузки, связанные с устройством самой государственной системы, включающей в себя как национально-государственные образования, так и простые территориальные единицы, области и края. Областное деление основано на принципе равенства, национально-государственное, наоборот, предполагает неравенство. Регионы соревнуются друг с другом, подтверждая общие основания своего существования. Республики, напротив, едины в том, что способны выделяться (и отделяться) от всех остальных. Регионы поют в общем хоре. Республики преобразуют хор в хоровод и танцуют лезгинку.

Идея превращения всех республик и областей в штаты по американскому образцу приписывается еще Ю.В. Андропову (для которого, судя по всему, штатные сотрудники его ведомства и были первыми советскими «штатовцами»). Однако задолго до оформления этой идеи с ней вступает в конфликт идея «русской республики» внутри СССР, приписываемая «русской партии» во главе то ли с Вознесенским, то ли с Шелепиным, то ли с самим Юрием Гагариным.

Несмотря на ореол легендарности, именно «русский республиканизм» стал той идеологической конструкцией, которая сделала возможный суверенитет нынешней России, снабдив его лозунгом «Хватит кормить окраины!». Неудивительно, что с повторения этого лозунга у нас начинается любое обострение общественной жизни. Очевидно, что стихия, с которой приходится иметь дело Минкавказу, — это стихия огня.

Самым новым с точки зрения момента своего создания является Министерство по делам Крыма. (Авторитет министерства был бы непререкаем, если бы во главе его находился Алексей Чалый.) Крым не является рядовой территориальной единицей, недавно вошедшей в состав России и требующей «адаптации» под местные казенные привычки. В еще меньшей степени Крымский полуостров, как хотелось бы представить некоторым толстосумам, — бедный родственник среди богатых, объект дотаций и вливаний.

Крым — это место, где совсем недавно случилось чудо прямой демократии, выразившееся в общей воле к вхождению в состав России. От судьбы этого чуда зависит не только судьба самого Крыма.

Поэтому Минкрым связан с будущим, со стихией воздуха, не только по причине того, что министерство новое. Эта связь продиктована тем, что от судьбы Крыма зависит судьба материковой России. А будет ли Россия по-прежнему материковой, зависит уже от всех трех «министерств по делам Российской Федерации». 

Комментарии
Прямой эфир