Прямая линия президента Путина — прекрасное поле для своего рода геополитической герменевтики. Очевидно, что глава государства попытался в своем четырехчасовом общении высказать свои глубинные представления о геополитических реалиях Европы, и стало видно, что он имеет на этот счет целостную систему взглядов, которая динамична, открыта для коррекции в связи с новыми реалиями, но тем не менее в своих основах довольно определенна.
Прежде всего Путин дал понять, что по-прежнему считает Европу — от Лиссабона до Владивостока — единым организмом, причем цивилизационно единым организмом. В признании, что Европа и Россия относятся к единой цивилизации, содержался, кстати, косвенный выпад против Министерства культуры c его «Основами», согласно которым, как мы помним, «Россия не Европа». Но посрамлен остался и автор этих строк, призвавший некоторое время назад к «разделению цивилизаций», то есть демаркации границ между теми землями, что тяготеют к России, и теми, что всеми силами стремятся в Европу.
Путин всячески давал понять, что не рассматривает эти геополитические векторы — европейский и, условно говоря, евразийский — в качестве альтернативных. Я думаю, в каком-то смысле в этом и заключалось главное послание его сегодняшнего разговора.
Да, разумеется, Россия не приемлет продвижение к нашим границам блока НАТО. Но всё дело в том, что этот коллективный договор о безопасности игнорирует интересы России — если бы НАТО могло включить каким-то образом нашу страну, многие проблемы исчезли бы.
Да — для России неприемлемо навязывание суперлиберальных ценностей в области морали, но в этом вопросе мы как раз оказываемся заодно с тем моральным большинством Европы, позицию которого боятся высказать официальные политики, слишком зависимые от Вашингтона и Брюсселя. Как сказал президент о явно любимой им Германии — там политики почти шепотом говорят в кулуарах между собой, опасаясь американской прослушки. Впрочем, признал Путин, позиция большинства всё же не может полностью быть отброшена политической элитой, свидетельством этой невозможности надо считать успех Виктора Орбана и его соратников в Венгрии и в целом континентальное наступление европравых.
Европа для Путина не чужая цивилизация, Европа — своего рода поле боя, боя между чуждым России либеральным индивидуализмом и близким ей евротрадиционализмом, до сих пор находившимся в плену у Атлантики. Русский мир, о котором говорил президент в конце прямой линии, — сообщество людей различных национальностей, говорящих по-русски и живущих в разных регионах мира, людей со своим особым генетическим кодом, людей, не боящихся смерти и презирающих бессмысленный житейский уют, — этот мир способен дать современной Европе то, чего ей, по-видимому, не достает — а именно мужество не подчиняться внешнему и культурно чуждому диктату.
Путин в ответах на вопросы прессы давал понять, что хорошо знает и уважает лидеров Европы, что это все очень достойные и глубоко профессиональные люди, но все они повязаны некоей глубоко ложной идейной солидарностью — одновременно антиконсервативной и антироссийской. Им нельзя встать на позицию России в конфликте с Украиной, отчаянно устремившейся в ЕС, и даже в том случае, когда господствующая в ней внешне проевропейская сила нарушает закон в своем стремлении к власти и произносит антисемитские речи.
Но при этом до чуткого уха доносится рев глубинной, настоящей Европы, которая как раз не может взять в толк, а почему Европейский союз, который и так трещит по швам, должен включать в себя разорившуюся, бедную и нестабильную Украину, и которая видит в Путине самую рациональную силу на континенте от Лиссабона до Урала, свободную и от контроля со стороны Америки, и от давления неких непрошеных союзников на Востоке.
Русский мир приходит в Европу для того, чтобы официальная Европа наконец услышала своего избирателя, о котором евробюрократия, подчиненная Вашингтону, надолго забыла. Да и мы не понимали долго, что там происходит в тишине европейских кабинетов, пока нам и всему миру об этом не поведал Эдвард Сноуден.
Примерно тот же самый призыв адресовал Путин и Западу внутреннему — услышьте голос большинства, в данном случае большинства своей собственной страны, перестаньте воевать с его мнением, а если воюете, не удивляйтесь отпору. Но при этом — и составом участников встречи, и компромиссными заявлениями по поводу либеральных СМИ — было показано, что наступление на внутренний Запад прекращается, и радикально жесткая риторика — что по отношению к Украине, что по отношению к «Дождю» — теперь не приветствуется. Даже для Обамы президент нашел какие-то теплые слова.
В общем, согласно мысли президента, наступила интересная эпоха борьбы за европейскую идентичность — эпоха отвоевывания всего континента, эпоха нового похищения Европы. Экономическая прагматика сохраняет свое значение, но это значение уже не приоритетно — нефть и газ — теперь аргументы в гораздо более существенном споре. Споре умов. Споре идей. Если победит в этом споре русский мир, в семье европейских народов найдется место — и возможно, самое приоритетное — новой ЕвроРоссии со всем ее многочисленным и разнородным населением. Победит Атлантика — и верх возьмет цивилизация, списанная с антиутопий Олдоса Хаксли или Энтони Берджесса, — обессиленный мир с культом гедонистических удовольствий и забвением слов «Родина», «Семья» и «Бог».
Получается, что Россия, приобретя Крым, не уходит из Европы, но наконец в нее возвращается после двадцатилетней изоляции и пребывания на отдаленном от судеб континента русском острове. И пока внутренний Запад проклинает за нынешнюю ситуацию мыслителей и ученых, говоривших все эти годы об особости России, Путин празднует триумфальное возвращение нашего государства в европейскую цивилизацию, и не как непрошеного гостя, но в каком-то смысле как ее грядущего освободителя.
