Вся новейшая «евромайдановая» революция имеет антироссийский, и прежде всего антирусский, характер.
Слово «Украина» означает «окраина». И это вводит в заблуждение. Украинские события — это не восстание окраин против имперской метрополии, но проявление имперской политики самих окраин.
Российское имперство всегда было имперством наоборот — окраины довлели над сердцевиной, периферия держала в повиновении центр. Советский Союз часто называли империей, однако черты империи были не у РСФСР, а у Украины.
Что при Ленине, что при Сталине (достаточно вспомнить о «ленинградском деле» против сторонников государственной суверенизации русских) РСФСР не был организован вокруг стержневого народа. Вместо этого народа в РСФСР было пустое место, заполняющееся безнациональным пролетариатом.
Известна иллюстрация из журнала «Крокодил» времен позднего СССР, на которой представители всех 14 республик были изображены в национальных костюмах, русский, хотя и стоял в центре, но был облачен в рабочую робу. Русский человек в СССР приравнивался к рабочему человеку, без особой национальной специфики.
Только Великая Отечественная война внесла некоторые незначительные изменения в этом раскладе: был составлен пантеон выдающихся русских людей из разных эпох. Они должны были помогать не «строить и жить», а воевать. Однако и в этом случае речь шла, во-первых, о том, что «хорошие русские» оказывались «мертвыми русскими», во-вторых, о том, что «мертвые русские» были поставлены у истоков военного конвейера, который превращал живых русских в мертвых русских.
Больше того, именно русская культура, превозносимая в высоком сталинизме как классическое наследство, оказывалась культурой вечного прошлого, но никак не современности. В этом она отличалась от национальных культур всех остальных республик. Вплоть до послевоенного периода все культуры советских республик, кроме русской, были, согласно известной формуле Сталина, «национальными по форме, социалистическими по содержанию».
При этом про УССР вполне можно утверждать обратное: это была империя внутри империи. Причем империя со стержневым народом внутри.
Не только в советские, но и в постсоветские времена украинцы являлись наиболее активной частью правящего слоя. Примерно на протяжении 30 лет руководителями Советского Союза становились выходцы с Украины — Хрущёв и Брежнев вместе со своими кланами.
УССР была организована как «сувенирная» империя, к которой по логике подарка были присовокуплены земли Малороссии, нынешней территории Западной Украины и Новороссии.
Распад Советского Союза ничего не поменял в этой ситуации. Наоборот. Это было прежде всего восстание окраин.
Украина по самому своему названию — первая из окраин. Казалось бы, на ее примере должно было быть видно, что постсоветское «восстание окраин» было поиском новых видов эксплуатации формально отделившегося российского «центра», более эффективных в постпролетарскую эпоху.
Однако при более внимательном взгляде прослеживается всё тот же советский механизм, с помощью которого агрокультура опровергает традиционную историографическую схему, в которой индустриальное общество выглядит более высокой ступенью по сравнению с доиндустриальным. Украинская модель хозяйства бросает вызов не только марксистскому, но и любому формационному анализу доиндустриальных обществ.
Оказывается, что доиндустриальные элементы общественного устройства могут подчинять себе индустриальные элементы, заставлять их работать на себя. Это происходит потому, что цивилизация, создаваемая индустриализмом, порождает свои издержки, а агрокультурные общества не только не берут их на себя, но и перекладывают эти издержки на общества с преобладающей индустриальной культурой.
При этом индустриалистские и агрокультурные общества совсем не обязательно существуют врозь. История знает ситуации, когда они образуют сложнейшие симбиозы, причем агрокультурная модель, не будучи в состоянии доминировать экономически, достигает господства политическими средствами.
Украина, перефразируя Сталина, — государство индустриальное по форме и аграрное по содержанию. Аграрность Украины — не только в той роли, которую играет сельское хозяйство, но прежде всего в структуре отношений между большинством и меньшинством, воспроизводящей положение дел, характерное для аграрных империй.
Большинство ставится в ситуацию, когда любой аспект его жизнедеятельности превращается в предмет ренты. Правящее меньшинство не просто живет за счет большинства, но «заживает его век».
Ответом со стороны большинства становится миграция (только в Россию из Украины на заработки ежегодно отправляется порядка 3 млн человек), «смутные времена» (евромайдан выступает классическим вариантом именно смуты, а не революции), а также поиск сеньора, который стал бы гарантом того, что «заживать век» большинства будут хотя бы в рамках установленного порядка, а не произвола. Не оправдавший ожиданий сеньор может быть подвергнут линчеванию (его чудом избежал Янукович). При этом нередки фантазматические объяснения бедствий и притеснений – в случае с Украиной речь идёт прежде всего о легендарном: «Москали наше сало съели».
Именно фантазмы выступают знаменами, под которыми происходят восстания окраин. В случае с Украиной к такому восстанию приравнивается, с одной стороны, стремление к тому, чтобы воспроизвести подчинение агрокультурой индустриальной культуры, с другой — система власти, которая обеспечивает такое подчинение. Вот эту систему и стоит называть империей.
Империей принято именовать «большое пространство». Однако правильнее было бы говорить об империях как о социальных суперсистемах, которые интегрируют время, связывают между собой его потоки и хронометражи. Имперская полнота власти — это в первую очередь полнота времени, гарантируемая общим прошлым, которое подвергается тщательной сборке и подаются не иначе, как судьба.
Кризис на Украине является прежде всего кризисом её имперских планов.
Часть их адресовалась России — лидер «Правого сектора» Ярош придумал что-то вроде аналога «Великой Ичкерии», с присоединением ряда областей России, начиная с воронежской. Другая часть этих планов адресована совокупному «Западу». Нынешнее украинское руководство было бы не против переложить некоторое количество издержек цивилизации вместо России на Запад.
Поводом для новой сборки имперской «Всея Украины» может стать воссоединение Крыма с Россией. Разделение на части — лучший способ придумать легенду о былом величии. Превращенный в суповой набор петух выглядит, как разделанный дракон. Это и есть суть имперской мечты, возникающей постфактум.
Сохранив в качестве базовой идеологемы национально-государственный принцип «Моя хата с краю», Украина имеет в настоящий момент все шансы стать оплотом для наиболее дремучих имперских амбиций.
А вот у России шансов выступать таким оплотом практически нет. Это не значит, что она мгновенно встанет на путь национального государства, созданного по рецептам XIX века.Но это значит, что Россия может начать управлять собственной системой экспорта цивилизации. Сегодня это означает десант «вежливых людей», помноженный на десант русского языка.
