Теперь уже задолго до сегодняшних событий было мое детство, а в детстве я, как и многие мои сверстники, Крым не любил. Любить его было сложно. Он представал курортной обязаловкой, казенной территорией для перемещения граждан на лето. Местные санатории воплощали учреждения с распорядком и регламентом, участки принудительного досуга, места для интернирования.
Как водится — огороженные.
Особенно всё это напоминали «привилегированные учреждения» — вроде усадьбы Максимилиана Волошина, переделанной под Дом отдыха литераторов. Каждый клочок ее территории был обнесен сеткой, на которой красовалась надпись: «Тише, работают писатели». Как видно, для писателей резервация была вдвойне строгой, их досуг виделся практикам «санаторно-курортного обеспечения» не отделимым от творчества и охранялся суровей, чем отдых рядовых граждан.
При этом, казалось, был и какой-то другой слой Крыма — не столько античный, сколько происходящий от загадочных тавров и тогда еще только собиравшихся возвращаться крымских татар. Суровость тех и других соревновалась с суровостью природы. В моем детстве этот слой природы был заботливо укутан бородой всё того же Волошина, предстоятелем Крыма от имени культуры. Одним своим присутствием Волошин превратил полуостров в заповедник наполовину истершихся от времени, но заботливо окаймленных поэтическим словом образов исторической памяти.
Дальше, в 1989 году журнал «Юность» под руководством Андрея Дементьева опубликовал роман Василия Аксёнова «Остров Крым». Там Крым выстоял против большевиков в гражданскую, но не стал и фашистским государством, избавившись от диктатора-барона и обратившись в русскую республику. Республику, богатую и счастливую по меркам представлений об «упакованных обществах» из 1979 года, когда писался аксёновский текст.
Произведение Аксёнова заканчивалось добровольным и даже восторженным присоединением некогда непокорного государства, поглощенного ненасытным «совком». Как свойственно писателям, Аксёнов оказался пророком, но совсем не в том, в чем хотел бы оказаться. Финал его романа напоминал в большей степени историю с вторжением в Афганистан, нежели то, что происходит в Крыму сегодня.
Потом случился август 1991 года. Крым стал неотделим от Фороса с самоустранившимся Горбачёвым. Принудительный досуг приобрел совсем другой смысл и стал неотделим от будущего падения Советского Союза. Форос, а вместе с ним и весь Крым, стал воронкой, с которой началась «великая геополитическая катастрофа».
Тем примечательнее всё, что происходит в Крыму сегодня. На кону не статус Крыма или во всяком случае не только он. На кону даже не умение выбираться из исторических воронок. На кону вопрос — не попадет ли снаряд в одну воронку дважды? Не станет ли Крым новой воронкой — теперь уже для России? Или, наоборот, ему уготована роль игольного ушка, пройдя через которое Россия сможет компенсировать главную травму своей новейшей истории?
Как бы то ни было, стоит помнить о том, что РФ не только травмирована распадом СССР, но и ведет от этой травмы начало своей идентичности. Идеологи «России без лимитрофов» неслучайно занимают достаточно опасливую позицию относительно вхождения Крыма в состав РФ — лишенная изначальной травмы, современная Россия окажется без истории.
Нетрудно увидеть и другой сюжет, который бы наверняка обеспокоил покойного политолога Вадима Цымбурского. Присоединение к России Крыма — подчеркнем, добровольное и справедливое — может начать новый цикл традиционного российского «похищения Европы». И здесь существуют те же риски, которые принесла с собой победа Советского Союза во Второй мировой войне — тогдашней советизации восточно-европейских государств может соответствовать новейшая россиянизация крымских пространств.
Первый Рим приравнивал себя к миру, Третий Рим, тучно перевалившись в XXI век, приравнивает себя к Крыму.
И правильно делает.
В этом уравнении, как и в олимпийском действе, по-настоящему интересно одно: работа с античным прошлым. Будто оно у России было. И так, будто оно у России было вне всякой связи с Византией.
В этом ответ поклонникам геополитики, оставляющим за ней право выдвигать последний аргумент в любом споре. Россия может обрести в Крыму не присоединенную буферную зону, не сухопутный пролив, возвращающей ей якобы статус империи. Дело даже не том, что через это воссоединение исправляются последствиями вельможного самодурства, допущенного в 1954 году Никитой Хрущёвым.
Речь идет об исторической справедливости более высокого порядка.
Через воссоединение с Крымом Россия приобретает себе статус «большой России» не в географическом смысле, — когда она действительно называлась то «империей», то «сверхдержавой», — а с точки зрения исторической перспективы.
Новая историческая перспектива соотносит нашу страну не с будущим, а с прошлым, но с таким прошлым, которого у нее никогда не было. И которое конструируется на наших глазах. Сегодня.
Это античное прошлое России.
Конечно, можно разглядеть здесь старую игру Екатерины II. Но Екатерина II завоевывала и присоединяла, ее Античность была классицистской декорацией. Потёмкинской деревней.
Сегодня екатерининская игра продолжается: главный из олимпийских объектов, стадион Фишт, теперь — Таврия.
Однако продолжается эта игра иначе: речь идет не о том, чтобы расширить Россию, а о том, чтобы сделать её другой. Найти для нее те возможности, которые еще никогда не принимались в расчет.
Крым является утопией русского полиса. С точки зрения климата и географического расположения Крымский полуостров — лучшее место для осуществления аристотелевой утопии идеальной полисной системы.
Эта система организуется вокруг публичного пространства, где можно обмениваться словами и взглядами. Она способна преобразовывать унаследованную судьбу в предмет споров и коллективных решений. А еще она как нельзя лучше подходит для несутолочной общности, противоположной хорошо знакомым нам «советизмам», прелестям коммунального быта. Короче, говорим Крым, подразумеваем русскую Античность.
По легендам, Крым считается пристанищем Ифигении, спасенной Артемидой от жертвоприношения, аналогичного жертвоприношению Авраама. Тема спасенной жертвы важна и сегодня. Но важно не только спасти. Важно распорядиться спасенным. Без этого спасение жертв обернется против того, кто спасает, как уже много раз было с Россией — и не только во второй половине XX века со странами Восточной Европы, а потом и с республиками СССР.
Судя по тому, что предложения варьируются от создания в Крыму новой Силиконовой долины до возрождения там Царства Таврического, ясности в этом вопросе нет никакой...
Вместе с тем решение может быть совсем несложным. Не только не нужно, но и вредно говорить о присоединении Крыма. Речь может идти только о том, чтобы воссоединиться с ним по той же модели, по которой воссоединился Китай с Гонконгом. Это модель «одна страна — две системы», только в отличие от Китая речь идет не о двух общественно-экономических, а двух политических системах.
Не нужно превращать Крым в российскую область или даже в федеральный округ. Как и в романе Аксёнова, он должен быть русской республикой. Парламентской республикой в орбите президентской республики «большой России».
