Про Олимпиаду-80 в советские времена ходил анекдот: мол, Олимпийскими играми заменили построение коммунизма. Зимние игры 2014 года в Сочи не породили аналогичной реакции: старая добрая культура анекдота уступила место сетевым мемам.
Однако вопрос об аналогии между двумя олимпиадами существует и напрашивается сам собой — достаточно только заменить «коммунизм» на «капитализм».
Итак, не стало ли проведение Олимпиады-14 для России утешительным призом за то, что капиталистический проект в ее границах так и не сработал?
Но вспомним для начала Олимпиаду-80.
Без чего ее невозможно представить? Без многих вещей.
Например, без изгнания за сотый километр проституток и попрошаек.
Без продукции компании «Пепсико», ставшей прообразом теперешней экономики франчайзинга. (Ходили слухи, что «Фанту», как и искусственную черную икру, перегоняют из нефти.)
Без смерти Высоцкого. (Должен ли умереть какой-то культовый герой и в этот раз? Остались ли еще такие?)
Без финского провианта, прообразом нынешней продуктовой корзины из ближайшего супермаркета. (Сыр «Виола» вообще стал достоянием национальной кухни.)
Без чуть было не состоявшегося открытия в Москве двух «Макдоналдсов». (Если бы не московский градоначальник Гришин, заявивший, мол, своих пирожков напечем, осталась бы перестройка без главного своего алтаря.)
Без разрушенных при строительстве Олимпийского проспекта улиц и проулков старой Москвы. (Такой Москвы лубяных избушек больше никогда не будет.)
И все же то, без чего точно невозможно представить себе Олимпиаду-80, это Мишка художника Чижикова. Мишка улетел на связке шариков. И не обещал вернуться. В одном из документальных фильмов сентиментальный Никита Михалков даже представил этот полет как черную метку, ставшую свидетельством будущего распада СССР.
Но дело, конечно, не в судьбе Советского Союза. Чижиковский Мишка был довольно дерзкой попыткой анимировать национальную идею, выходящую далеко за рамки советского культурного кода.
Виктор Чижиков сделал нечто почти невозможное — архетип превратился в мультипликационного героя. Мифологический образ предстал если не живым, то движущимся и одушевленным. Одушевленности добавляло и то, что Медведь (как и роль Евгения Леонова в «Обыкновенном чуде» Марка Захарова) воспринимался отчасти как дружеский шарж на Л.И. Брежнева.
При этом самым важным стал даже не факт того, что возникло нечто вроде современной иконы, которая воплотилась в многочисленных изображениях, фигурках и целом мультсериале «Баба-Яга против». Самым важным оказался интерес к степени подлинности, а значит, и к судьбе созданного героя.
Вопрос о том, что стало с Медведем после того, как он улетел в момент закрытия игр, не был детским. Это был совершенно не стыдный для взрослого вопрос, выдававший то обстоятельство, что чижиковский Медведь стал позднесоветским Големом, ожившим результатом союза труда и магии.
Медведь-Голем не был ни alter ego «нового человека» грядущего коммунизма, ни даже его шуточным тотемом. В его власти было другое: он соединял быль, позаимствованную из фольклора, со сказкой, которой надлежало стать былью (без последней не обходился не только коммунистический миф, но и вообще всякий миф о модерне.)
В образе олимпийского Медведя достиг кульминации важнейший прием советской литературы для детей: помещать сказочного — сиречь вдвойне вымышленного — персонажа в современные обстоятельства. (Этим приемом пользовалось множество писателей — от Каверина до Софьи Прокофьевой.)
Ближайшим родственником Медведя-80 был реабилитированный в 1936 году Дед Мороз, только Медведь был сказкой не столько для детей, сколько именно для взрослых. В новейшие времена от этой сказочности не осталось ничего.
Взять хотя бы символ Медведя, созданный для партии «Единая Россия». Он не содержит в себе ничего, кроме тотемических черт реального медведя-хищника, важных для культивации бойцовой хватки постсоветской элиты.
Символы Олимпиады-14 выглядят теми родственниками символа Олимпиады-80, на которых, как нередко бывает именно с ближайшими родственниками, отдохнула природа. Они не плохи, скорее, что еще хуже, обыкновенны, а значит, не несут в себе ничего сказочного.
Скорее, они предстают в качестве эмблем социальных страт, сформировавшихся в России в эпоху Путина.
Медведь-14 — это принявший добродушное выражение Медведь-единоросс. Все тот же тотем, все той же элиты.
Барс-14 — это в широком смысле «стражи порядка», не только siloviki (ставшие подобием sputnik’а в иноязычной лексикографии путинизма), не только даже силовые органы или вездесущие охранники, но люди из органов как нация в денационализированном обществе.
Наконец, третий символ — Заяц-14. Это обычные люди, то ли статистические единицы, то ли «моральное большинство». Ни один из символов Олимпиады-14 не является, к сожалению, обладателем характера, ни один из них не станет вкладом в фольклорную традицию. Зато в них нет и ничего, что могло бы пугать в свежеиспеченном Големе.
Капитализм, как известно, система очень жесткая. Но жесткой эта система является не из-за жестокостей эксплуатации, экономических кризисов и издержек роста прибылей.
Капитализм — чрезвычайно жесткая система по той причине, что исключает любую возможность чуда, если это чудо – не прибавочная стоимость. Пока в обществе, которое считает себя капиталистическим, происходят какие-то другие чудеса, оно таковым не является.
И обязательно есть кто-то, кто заинтересован в том, чтобы оно им не становилось. Драматургия мировой политики состоит в том, что не заинтересованы именно те, кто, казалось бы, заинтересован в распространении капиталистического уклада и выдает патент на его технологии. Назовем их условно словом «Запад».
Если Олимпиада-80 была кульминацией советского фольклора, то Олимпиада-14 — кульминация путинской эпохи. И в этой оценке единодушны как прозелиты путинизма, так и его оппоненты.
В.В. Путин, как кудесник, махнул рукавом — и возникли сочинские стадионы, раскинул скатерть-самобранку — возникли в Сочи дома точечной застройки, хлопнул в ладоши — и осенило всю страну будоражащее олимпийское пламя, топнул ногой — и провалились в тартарары все издержки строительного бума.
Нельзя не радоваться этим чудесам.
Но нельзя и не понимать, что мировой капитализм никакого чуда не ждет, в первую очередь русского. И поэтому главным чудом может стать только капитализм с русским лицом. Народный капитализм для России.
Олимпиада-14 бесконечно близка к мечте о русском капитализме, но бесконечно далека от его реальности. Так было и с Олимпиадой-80, которая находилась в таких же отношениях с русским коммунизмом. Олимпиада-80 была едва ли не наибольшим проявлением доброй воли со стороны Советского Союза за все время его существования.
Однако не надо забывать, что вскоре СССР был назван «империей зла».
Такова логика кульминации, которая в литературе оборачивается развязкой, а в политике — ростом влияния стохастических процессов. Об этом стоит помнить и сегодня, в момент кульминации всего, что происходило в стране последние пятнадцать лет.
