В Мраморном дворце возник кусочек страны ледников и вулканов
В «холодном доме» Северной столицы — Мраморном дворце Русского музея — открылась выставка Йоуханнеса Свейнссона Кьярваля, выдающегося исландского художника XX века. Президент Исландии Оулавюр Рагнар Гримссон, принявший участие в ее открытии, назвал это «наивысшей точкой в программе, посвященной 70-летию установления дипломатических отношений между Россией и Исландией». На выставке представлено более 40 картин и графических работ из собраний Художественного музея Рейкьявика, Национальной галереи Исландии и частных собраний.
Имя Кьярваля связано с культурным ренессансом исландцев. Потомки гордых викингов, они несколько веков жили в зависимости от соседей — вплоть до 1918 года, когда был обретен суверенитет. Становление Кьярваля пришлось как раз на это время, и его полотна стали для земляков выражением свободы и национальной самобытности.
— Удивительно, как могла такая маленькая нация оказать такое ощутимое влияние на мировую культуру, — сказал «Известиям» Оулавюр Рагнар Гримссон. — При этом Исландия оставалась открытой другим культурам. Известные современники Кьярваля много путешествовали — по Германии, Франции, России, — но обязательно возвращались домой и передавали знания и опыт. Сам Кьярваль, хотя был из крайне бедной семьи, несколько лет прожил в Дании, где получил хорошее образование. Увидеть мир и вернуться — это свойственно исландцу до сих пор, возьмем хотя бы нашу соотечественницу Бьорк.
Страна вулканов и ледников — пространство почти мифологическое. Лишенная растительности земля, наверное, выглядит так же, как и много тысяч лет назад. Неспроста американцы перед отправкой на Луну тренировались на каменистых равнинах Исландии. И неспроста главным жанром здешних живописцев был пейзаж.
В лучших работах Кьярваля — «певца исландской природы» — пейзаж обретает животные и человеческие очертания. Камни и северный лес могут оказаться дамой в кринолине; женские силуэты перетекают в крылья и плавники. «Зимний вид с Гаульгахрейна» — эпический взгляд на ломаный, как будто низвергнутый мир. Гора в виде огромной рыбы-птицы настолько одушевлена и написана с такой трагичной интонацией, что кажется — ни много ни мало — падшим Икаром.
— Уникальность Кьярваля — в его особом даре видеть фантастическое в обыденном и наоборот, — сказал «Известиям» Владимир Леняшин, сотрудник Русского музея, завотделом живописи второй половины XIX — начала XXI века. — Этот живописец принадлежит к числу пантеистов, для которых весь мир живет и дышит. Способность слышать таинственность природы и находиться на грани двух миров сближает Кьярваля с Врубелем.
Знакомство с этими работами вживую заставляет изумиться технике Кьярваля. Его экспрессивные мазки — в духе Ван Гога, — завитки, волны и кружочки создают вибрацию, ощутимую почти физически. Благодаря чувству глубины и манере класть масло можно усомниться, что это все-таки краска на холсте, а не настоящие рельефы, природные наросты, мох и лишайники. И что самое интересное: несмотря на суровый колорит, от этих картин исходит не холод, но тепло.
