Евтушенко — символ освобождения страны от тоталитаризма
Евгений Александрович был моим кумиром. Кумиром моей молодости, я буквально им бредил, как и все мои сверстники. Мы все знали множество его стихов, и это был глоток свежести, свободы, достойного человеческого существования. Целое поколение молодых людей, поколение «оттепели», он научил разбираться, где зло — где добро, где вранье — где правда, где насилие, а где любовь и нежность. И это было чрезвычайно важно.
С последних моих школьных лет Евтушенко для меня был человеком-маяком, уровня Маяковского. Он показывал мне ориентиры. Потом, конечно, жизнь превратилась в более сложные ребусы, лабиринты, и дальше я отводил Евгению Александровичу не доминирующее, но значимое место.
Когда мы познакомились, мне было 17. Он прочитал мою курсовую работу, которая называлась «Неологизмы Хлебникова», и позвал к себе домой ее обсуждать. Я пришел, но обсуждение не очень получилось. Потому что пришли Бродский и Аксенов — еще два кумира. И когда он представлял нас друг другу, то говорил: «Это Иосиф, это Вася». А на меня показывает и говорит: «А это гениальный исследователь Хлебникова». Они всю ночь сидели, обсуждали свои вопросы, а в шесть утра мы с Бродским поехали вместе на такси.
До этого я бывал на поэтических концертах Евтушенко, но это была незабываемая встреча, которая изменила всю жизнь. Евтушенко тогда был для меня всё.
Благодаря этой встрече мы подружились с Аксеновым, потом сделали «Метрополь». С Бродским встречались редко, но отношения были хорошие. А с Евгением Александровичем были разборки.
Конечно, каждый выбирает свое. Мне трудно создавать какие-то рецепты, универсальных их не существует. Во время перестройки Евтушенко, видимо, устал. Его обвиняли в том, что он сотрудничал с КГБ, был VIP-персоной. Но ведь каждый человек имеет право защищать свой талант. И ему казалось, что если он прикроется властью, напишет стихи про заграницу, которые власти могут понравится, то тогда он со всеми напастями справится.
Я стал относиться к нему критически, он это знал, и наши личные отношения сейчас в довольно сложной фазе. Он меня не признает, а я отчитываюсь за довольно критическую статью, которую когда-то написал по поводу его автобиографии. Он жутко на меня обиделся, и с тех пор мы не общаемся. Но я ценю его как памятник эпохи.
Он — символ своего времени, освобождения страны от тоталитаризма, от всего отвратительного, что в ней порой всплывало и продолжает всплывать. Я ему желаю, как ему и полагается, остаться в веках русской литературы. Здоровья, счастья, чтобы в личной жизни все было хорошо и, конечно, чтобы писалось и любилось. В юбилей я с удовольствием протягиваю ему руку и поздравляю.
Но он памятник, к сожалению, еще не ушедшей эпохи. В том смысле, что его творчество по-прежнему актуально, а может, еще более актуально, чем в другие годы. Мы опять видим лицемерие, ханжество, муть, которая появилась и торжествует. Мне кажется, теперь стихи о чистоте помыслов — это ахмадулинские слова, но они целиком применимы к Евтушенко, — эти стихи могут нам помочь.
