Павел Санаев второй раз возвысился над плинтусом
Мальчик, который просил «похоронить его за плинтусом» вырос. Теперь его проблема — не освобождение от советской авторитарной бабушки, а завоевание свободной прибалтийской девушки. В новом романе «Хроники Раздолбая» он просит не хоронить его надежды в постперестроечной Москве.
Герой «Похороните меня за плинтусом-2» не совсем тождественен персонажу знаменитой повести. Мальчику из первого «Плинтуса» бабушка обещала, что если он не будет ее слушать, то сгниет «годам к шестнадцати». Здесь бабушки вообще нет, родительскую власть олицетворяют мама и отчим. К шестнадцати мальчик не только не «сгнил», но даже получил в подарок магнитофон. Детские обиды и страхи ему удалось «вышвырнуть вслед за стоптанными кроссовками». Зато он тут же обзавелся «обидами и страхами-2», подробный счет которым и ведется в романе.
Герой слушает хеви-метал, втихаря листает порножурналы. Когда настает время выбирать вуз, с трудом вспоминает о единственном увлечении и идет в Суриковский институт. Его жизненный план расписан на годы вперед: работа иллюстратора в издательстве, где начальствует отчим, должна приносить стабильный доход. А пока что студент переписывает для школьников недоступные кассеты с всё тем же хеви-металом.
В качестве контрастных персонажей герою предложены «номенклатурщик» Мартин, его менее устроенный, но более самостоятельный друг Валера и талантливый богобоязненный скрипач Миша. Все эти новые знакомые превосходят заурядного героя: у них есть либо способности, либо эксклюзивная информация. От них герой и получает наименование, ставшее заглавием романа: «Ты — раздолбай. Это не оскорбление, это — образ жизни. Раздолбаев в этой стране миллионов сорок, если брать зрелых самцов, и все почти будут как-то жить».
Единственное, чем может похвастаться Раздолбай, — это мечтой о прибалтийской красавице по имени Диана. С девушкой, олицетворяющей западный шик, герой познакомился, когда отдыхал в юрмальском доме отдыха. Однако сюжет с завоеванием Дианы никак не походит на историю Сирано де Бержерака. Автор пытается укрепить эту линию добавочным сюжетом о приходе Раздолбая к вере: почитав по наущению Миши Библию, герой начинает вести разговор с Богом, тут же обещающим ему ночь с Дианой.
Но все же с гораздо большим интересом Санаев описывает не тонкости взаимоотношений юной пары, а технические подробности их встреч: как с помощью заработанных на фарцовке денег герой добывает билеты в Ригу и на единственный спектакль Полунина.
Наконец, сложности с Дианой меркнут перед более серьезными событиями. То, о чем туманно намекал заделавшийся пионером российского бизнеса Мартин, свершилось. Автор довольно спокойно и неторопливо описывает «очередь в Макдоналдс», «танки в Москве», «пустые полки», «полки после инфляции», словно наклеивает в свой роман выцветшие газетные вырезки.
Для человеческой драмы начала 1990-х писатель придумывает довольно неоригинальный образ: «люди-лещи» оказались в соленой воде, где вольготно только «людям-барракудам». Герой теперь должен жить по правилам, о которых читал в хороших книгах. Но в романе неоднократно подчеркивается, что читал он преступно мало.
Долгие описания неудач Раздолбая оживляет только внезапное появление «настоящего полковника». Этот «бывший товарищ» теперь находится в услужении у Мартина: он вскрывает квартиру героя, чтобы заставить того подписать своеобразный контракт. В пьяной беседе Раздолбай поспорил с Мартином, что тоже обратится в жестокую «барракуду». Проверить решили через 20 лет.
Когда Раздолбай пробует отказаться от этой затеи, полковник, которому, видимо, тоже несладко работать под «новыми русскими», произносит эпохальную фразу: «Слушай, красапет, я вас, баранов долбаных, пас двадцать лет жизни — вам не нравилось. Теперь колупайтесь со всем этим г... сами».
«Колупаться» читателям Павла Санаева так или иначе еще придется долго. Поскольку у этих 480 страниц еще будет продолжение. Остается надеяться на новую встречу с полковником, который, возможно, выступит каким-никаким, но продолжателем дела советской бабушки с ее удушающей любовью и колоритной речью. Ведь, как выясняется, именно на ней и держался первый «Плинтус».
