«Фауст» скрылся в деталях
Постановка «Фауста» Шарля Гуно стала последней премьерой Мариинки перед открытием второй сцены и окончательным превращением театра Гергиева в гигантский музыкальный мегаполис.
Интересно, что новый спектакль является одновременно и первым опытом художницы Изабеллы Байуотер в режиссуре. Сама она объяснила собственный дебют емкой формулировкой: «Маэстро решил рискнуть». Способность идти на риск, свойственная главе Мариинского театра, не раз открывала миру большие имена, но, к сожалению, в случае последней премьеры о победе говорить не приходится. Взвалив на себя обязанности сценографа и режиссера, г-жа Байуотер утонула в рутине постановочного процесса и, решая частные художественные задачи, полностью растворилась в деталях.
В новой интерпретации Доктор Фауст — это стареющий профессор, сидящий посреди гор пыльных фолиантов и рассуждающий о тщете духовных поисков. По-видимому, сделку с Мефистофелем он заключает из-за любви к собственной студентке — огневласой и прекрасноликой Маргарите, которая вместе с другими ученицами ходит в аккуратной «школьной» форме, с полным книг портфельчиком и не проявляет к старому преподавателю никакого интереса.
Эта образцовая пошлость могла бы стать полноценной провокацией, если бы после второго акта градус идейной яркости держался на том же кричащем уровне. Позже Маргарита и Фауст переоденутся в условно исторические костюмы, будут ходить по непритязательным серым комнатам и разыгрывать подобие некоей бюргерской любовной драмы. В гуще сценических перипетий станут регулярно появляться немые герои в греческих театральных масках, намекающие своим вкрадчивым присутствием то ли на чертовщину, то ли на языческий характер бушующих страстей.
Трудно объяснить, почему Маргарита находит букет не в саду, а на кладбище, почему увядший в руках Зибеля цветок вмонтирован в центральную декорацию, и зачем по ту сторону висящего в комнате зеркала просвечивается силуэт Девы Марии. Наверное, это и есть режиссура.
Зрителю следует также помнить, что Мефистофель, по мнению Изабеллы Байуотер, является alter ego Фауста, — автор прямо заявляет об этом в программке. Любопытны и находки по художнической части: едва Маргарита падает бездыханной, а с небес звучит ангельское «Спасена!», видеопроекция «души» девушки начинает медленно ползти по заднику ввысь, упираясь в осветительные приборы и штанкеты. Нужно отдать должное г-же Байуотер: использование столь заштампованного приема требует определенной смелости.
Меломаны, впрочем, остались довольны: оркестр под руководством Гергиева играл на высшем уровне, а в роли Мефистофиля премьерствовал бесподобный бас Ильдар Абдразаков. Не всегда убедителен был Сергей Семишкур, но его Доктору Фаусту даже шло очаровательное смятение и романтическая взвинченность, которую так мастерски умеет изображать актер. Екатерина Гончарова, попавшая в труппу театра только в прошлом году, спела внезапно взрослеющую Маргариту ярко и добросовестно.
В остальном же новый «Фауст» оказался вполне симпатичной, но совершенно заурядной постановкой с прагматичным предназначением. Судя по всему, художественная задача Валерия Гергиева заключалась не в демонстрации нового режиссерского и дирижерского прочтения, а в возвращении на сцену Мариинского театра одной из самых популярных романтических опер.
