«Музыкальный бизнес пожирает артистов, особенно молодых»
Сопрано Юлия Лежнева даст сольный концерт с оркестром Владимира Федосеева в Большом зале Московской консерватории. Она уже дебютировала в Альберт-холле и Театре Елисейских Полей, спела с Пласидо Доминго и Анной Нетребко, заключила контракт с компанией Decca и записала диск с Il Giardino Armonico. С главной надеждой нового поколения российских вокалистов встретился обозреватель «Известий».
— Вы поете на лучших сценах мира в 23 года, когда большинство певиц только начинают серьезно учиться. Чем объясняете столь ранний старт?
— Мой организм подсказал мне, что надо начинать петь. А дальше все пошло быстро, мне очень везло с благодарными слушателями и добрыми людьми.
— Ломка голоса происходит не только у юношей, но и у девушек. Когда сформировалось ваше «взрослое» сопрано?
— В 11 лет. Кажется, я простудилась и через неделю поняла, что петь в хоре, где я раньше занималась, мне уже некомфортно. Тогда мы с подружкой начали дурачиться — подражать оперному пению. Так я себя и открыла. Мама, услышав меня, была шокирована и тут же повела к педагогу по вокалу.
— Что было стартом вашей международной карьеры?
— Я участвовала в записи Мессы си минор Баха с Марком Минковским, когда мне было всего лишь 18. В тот момент я ощутила, что началась взрослая жизнь. Марк стал часто приглашать меня, в том числе на Зальцбургский фестиваль, а также предложил записать сольный диск. Потом Кири Те Канава пригласила меня спеть арию на церемонии Classical Brit Awards.
— Ваш репертуар в значительной степени находится в русле музыкальных открытий, совершенных Чечилией Бартоли.
— В детстве я была ее фанаткой, с дисков Бартоли все и началось: я почувствовала, что могу петь колоратуры. Несколько лет назад Чечилия обо мне услышала и пригласила меня на личную встречу. Я пела ей в Цюрихе несколько часов.
— Нужен ли сейчас певице жесткий и капризный характер примадонны?
— Да, внутренний стержень необходим. Я человек очень мягкий, мне тяжело за себя постоять. Музыкальный бизнес пожирает артистов, особенно молодых. Менеджеры стараются сделать тебе карьеру быстро и дешево. Они умеют сказать набор таких фраз, которые тебя подкупят. Я всегда старалась защитить себя и не на все отвечать согласием. Иначе очень легко потерять контроль над своей карьерой.
— Вы русская певица? Или в современном оперном мире это уже не важно?
— Мне кажется, русская вокальная школа, с ее установкой на ровное и связное пение, на «большие голоса», жива и прекрасно развивается. Но себя я не могу назвать русской певицей, ведь раскрылась и раскрепостилась я в школе в Кардиффе. В колледже при Московской консерватории мне дали прекрасное образование, но потом я захотела уехать, и считаю, что правильно сделала. Чувствую себя гармонично.
— Русскую музыку вы теперь почти не поете?
— Только романсы и совсем изредка оперу (в Зальцбурге участвовала в «Соловье» Стравинского и «Иоланте» Чайковского). Я с детства почувствовала, что именно барочная и классицистская музыка — это мое. Она вызывает во мне эмоции, сильнее которых нет, наверное, ничего в жизни.
— Хотите ли вы успеть построить и карьеру, и семью?
— Я считаю, что это долг каждого человека. Когда я почувствую полную стабильность и готовность создать свою семью, то незамедлительно это сделаю. Пока я не готова к тем изменениям, которые происходят после рождения детей. Мой голос пока не готов.
— Известны анекдоты про мозг вокалиста, который должен пустовать, чтобы служить резонатором для красивого звука. Как вы думаете, нужны ли певцу хорошее образование и высокий интеллект?
— Любой музыкант должен интересоваться той музыкой, которую поет. Но когда ты слишком много знаешь и слишком много думаешь, это очень мешает пению. Главное — руководствоваться своим существом. Естественность голоса не заменят никакие знания.
