Где-то в начале 1980-х мы, студенты журфака МГУ, достали где-то пьесу Николая Эрдмана «Самоубийца», написанную им еще в конце 1920-х годов, когда советской власти было чуть больше 10 лет. Мы тогда, устраивая коллективные читки в общежитии до той поры еще запрещенной пьесы и покатываясь со смеху от искрометного юмора Эрдмана, даже не подозревали, что до конца советской власти осталось чуть меньше того же десятка лет. Тогда, читая запрещенную книжку, мы поражались смелости автора, вложившего в уста своего героя, позвонившего в Кремль: «... позовите мне кого-нибудь самого главного. Нет у Вас? Ну, тогда передайте ему от меня, что я Маркса прочел и мне Маркс не понравился».
Напомню кратко сюжет пьесы. Главный персонаж — обиженный на жизнь тунеядец Семен Подсекальников, поссорившись с женой из-за ливерной колбасы, решает покончить жизнь самоубийством. В предсмертной записке просит никого не винить в его смерти. Но неожиданно для него самого становится героем дня и борцом за права интеллигенции. Дело в том, что многим его самоубийство оказывается выгодным — декаденствующим псевдо-интеллектуалам, деклассированным дамочкам, просто жуликам. Вот, например, один из таких заинтересованных — Аристарх Доминикович убеждает героя: «Так нельзя, гражданин Подсекальников. Ну, кому нужно, скажите, «никого не винить»? Вы, напротив, должны обвинять и винить, гражданин Подсекальников. Вы стреляйтесь. Чудно. Стреляйтесь себе на здоровье. Но стреляйтесь, пожалуйста, как общественник... Погибайте скорей. Разорвите сейчас же вот эту записочку и пишите другую».
Так появляется большое количество записок — от «жить не в силах от подлости фининспектора» до «в смерти прошу никого не винить, кроме нашей любимой советской власти». В конце пьесы Подсекальников уже передумал стреляться, ему хочется жить, но общественность требует исполнить гражданский долг. Да и предприимчивый сосед Калабушкин уже собрал немало средств от тех, ради чьих идей должен умереть Подсекальников. Конечно же, Подсекальников не застрелился, а, притворившись мертвым, лег в заботливо приготовленный для него гроб. Выслушав произнесенные над ним речи, он встает из гроба и произносит: «Товарищи, я хочу есть. Но больше, чем есть, я хочу жить... Товарищи, я не хочу умирать: ни за вас, ни за них, ни за класс, ни за человечество, ни за Марию Лукьяновну».
Кстати, у пьесы оказалась не очень удачная судьба на сцене. В 1930-е годы, когда она выглядела бы злободневным памфлетом, ее ставить запрещали. Так продолжалось вплоть до перестроечных времен. Потом в 1990-х было несколько постановок в разных театрах, самая удачная из которых, на мой взгляд, в Театре Сатиры. Как часто бывает, текст оказался сильнее режиссуры. Ну а современной публике, привыкшей к ежедневным телевизионным и интернет-обличениям, и вовсе непонятны герои, просящие хоть шепотом жаловаться на жизнь.
И все-таки я не случайно именно сейчас вспомнил именно «Самоубийцу». Советую почитать, кому не довелось. Уж очень напоминают персонажи пьесы некоторых героев нашего так называемого протестного движения и их идеологов. Причем и в том и в другом случае тех, кто диктует текст записочек, за какие идеи нужно умирать подсекальниковым, абсолютно не волнует их судьба. Разница только в том, что над литературными персонажами можно посмеяться, а в жизни живых людей, пусть c не самой безупречной биографией, толкают на совершение уголовно наказуемых преступлений. Не думаю, что мысль о неотвратимости наказания вызывает у современных подсекальниковых хотя бы улыбку. Похихикивают только заказчики и такие как Калабушкин, делающие бизнес на неудачниках, желающих вырваться из порочного круга. Но придет время, и им тоже будет не до смеха.
Автор — руководитель управления взаимодействия со средствами массовой информации Следственного комитета РФ
