Представьте, что вы получили наследство — квартиру в историческом центре Москвы, интерьеры которой были неподвластны веяниям времени, и до сих пор сохранили атмосферу начала прошлого века. Квартира, в которой от дверных ручек до зеркал все дышит величием былого. Проблема лишь в том, что по истечении большого количества лет проводка и трубы квартиры требуют замены, а износившиеся рамы окон нужно обновить.
И вот вы затеваете масштабный ремонт, по итогам которого кухню периодически начинает подтапливать, по плохо побеленным потолкам идут трещины, а вместо старинных картин, бронзовых ангелочков и прочих ценных элементов интерьера в квартире появляется их нарядная, но дешевая замена с рынка.
Представили? А теперь самое интересное. Какой будет ваша реакция, когда вы будете принимать такую работу у ремонтной бригады, которой заплатили большие деньги за реставрацию? Какова вероятность, что вы благодарно похлопаете их по плечу, пустите слезу умиления по щеке, а затем начнете обживать апартаменты?
Парадоксально, но с Большим театром произошла именно такая история. Работы стоили более миллиарда долларов (этой суммы хватило бы для строительства современного аэропорта), а на выходе мы получили замену исторических деталей интерьера на дешевый новодел, золотую краску вместо сусального золота и штукатурку на стенах, которая уже успела потрескаться. А вместе с этим — периодически ломающийся механизм сцены и неудобные репетиционные помещения для артистов, где балерины во время поддержки партнером бьются головой о ставшие низкими потолки, а полы покрыты скользким кафелем, по которому они скользят, как настоящие лебеди по замерзшему озеру.
Скажете, это так страшно звучит, что даже кажется неправдоподобным? И я с вами соглашусь. Мы все слышали что-то нелицеприятное про Большой во время его реконструкции, но потом нам показали по телевизору торжественную церемонию открытия, высоких гостей в смокингах с бабочками, бриллианты Моники Белуччи, и все это выглядело настолько ярко, нарядно и блестяще, что многие из нас просто не могли не поверить красивой картинке. Признаюсь, я тоже была сражена великолепием нового Большого, хотя прекрасно представляю, как тускло выглядят в реальной жизни декорации, поражающие воображение на телеэкране.
О том, что вокруг главного театра страны, до сих пор кипят нешуточные страсти, я узнала случайно. Все началось с того, что мне предложили взять интервью у Николая Цискаридзе и поговорить с ним о балете. Но поскольку наша встреча с Николаем состоялась у него в гримерке в Большом, разговор неожиданно зашел о стильных леопардовых шторах, висящих на окне и о разваливающейся мебели.
— Над тобой так подшутили коллеги? — на полном серьезе поинтересовалась я.
— Если это и была шутка, то над всей страной, — без улыбки ответил Цискаридзе и повел меня смотреть коридоры с дешевым линолеумом, ненастоящей лепниной и потрескавшейся побелкой. Эта импровизированная экскурсия произвела на меня удручающее впечатление.
И дело даже не в том миллиарде долларов, который ушел на реконструкцию. В конце концов, судить о реальной стоимости работ должен Следственный комитет, а не я и не вы, чей строительный опыт в лучшем случае ограничивается ремонтом своей квартиры или дачи. Лично я могла бы простить и дешевые дверные ручки, и отсутствие сусального золота, если бы видела, что все остальное в театре сделано аккуратно, разумно и удобно.
Но есть две вещи, которые понять невозможно. Первое — это испорченная акустика в зале, когда после выступления главный дирижер знаменитого La Scala с вежливой улыбкой жалуется на то, что оркестр и артисты не слышат друг друга. А второе — это тот факт, что учреждение с отдельной строкой в госбюджете в 4,1 млрд рублей и с баснословными доходами (средняя цена билета составляет порядка 7 тыс. рублей, и каждый вечер показы идут с полным аншлагом) не способно устранить трещины на стенах в зрительном зале и устанавливает балеринам оклад в 9 тыс. рублей.
Заметьте — мы говорим о главном культурном учреждении страны, не побоюсь этого слова, бренде. И на поверку этот бренд оказывается не просто изъеденным гнильцой, а самой что ни на есть фальшивкой. Вместо настоящего николаевского рубля нам подсовывают даже не его современную копию, отлитую ювелиром из золота, а ничего не стоящую штамповку из дешевого сплава. Как тут не процитировать классика современности и не поинтересоваться, что же в таком случае будет с Родиной и с нами?
После этого я была совсем не удивлена, узнав, что легендарные деятели культуры отправили коллективное письмо Владимиру Путину с просьбой заменить генерального директора Большого театра Анатолия Иксанова. Среди них были Олег Табаков, Галина Волчек, Алиса Фрейндлих. И заменить его они просят на Николая Цискаридзе, который уже год кричит о чудовищной ситуации в Большом, хотя его практически никто не слышит.
Увы, как бы мы ни любили Москву и ни гордились ее культурным достоянием, нам всегда не хватает времени. И, мысленно поставив восклицательный знак напротив графы «Сходить в новый Большой» в своем внутреннем списке важных дел, многие из нас так и не успели этого сделать. В результате, слыша что-то плохое о Большом, мы снова и снова обращаемся в памяти к одной и той же картинке: праздничное открытие, блеск фальшивой позолоты, бриллиантовая улыбка Белуччи…
Хотя, казалось бы, вот он Большой, вот кассы, что мешает купить билеты, прийти и своими глазами посмотреть на то, что там происходит?
Знаете, этого действительно будет достаточно, чтобы оценить весь масштаб бедствия. И ужаснуться.
