«Фильмы я, наверное, снимал плохие»

Если «Измена» Кирилла Серебренникова открывала основной конкурс Венеции, то фильм другого нашего режиссера, Алексея Балабанова, показали в один из последних дней программы «Горизонты». У большинства российских критиков эта история о людях, которые едут к «колокольне счастья» на зараженной территории — в надежде, что она их «заберет», хотя знают, что колокольня может и отвергнуть, а из зоны уже не выбраться, — вызвала энтузиазм. Мнения зарубежных коллег варьировались по шкале от «лучший фильм фестиваля» до «скука смертная». Хотя, чтобы счесть «Я тоже хочу» скучным, надо категорически в нем ничего не понять. Видимо, один из лучших российских режиссеров по-прежнему остается во многом закрытым для западной аудитории. С автором картины о задорном русском апокалипсисе встретилась обозреватель «Известий» Лариса Юсипова.

— Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что ваши картины возникают не из идей, а из образов. Какой образ из фильма про колокольню счастья появился первым?

— Не знаю. Просто приходит, и всё. А как, почему, какой толчок был, не могу сказать. У меня идей-то очень много. Просто не все реализованы.

— По моему ощущению этот фильм является в некотором смысле продолжением вашей предыдущей картины, «Кочегар»: вновь история про хороших и плохих людей.

— Да у меня все фильмы такие. Все до одного. Про хороших и плохих людей. Так и литература строится русская.

— В «Брате» это не было так очевидно.

— Но там плохой старший брат, Витя Сухоруков.

— Которого все тоже полюбили.

— Это уже другое дело.

— В новом фильме один из самых обаятельных ваших героев — бандит, которого играет Александр Мосин. И его «не берут»: «колокольня счастья» его отвергла. Значит, есть вещи, которые не искупаются симпатией и обаянием.

— Ну да. Потому что он все-таки плохой. Фильм начинается с того, что он четырех человек завалил. Это ведь он придумал идею с поездкой к колокольне. В результате всех взяли, а его нет.

—  Вы появляетесь в конце этого фильма. Роль писали под себя?

— Да. И сыграл сам себя. Я — член Европейской киноакадемии, как там и сказано.

— Бандит убивал людей, за что и был отвергнут колокольней. А режиссера почему не берут?

— Фильмы, наверное, снимал плохие.

— «Плохие» с точки зрения Европейской киноакадемии или «колокольни счастья»?

— Конечно, с точки зрения порядочности. У меня во всех фильмах людей убивают.

— А вы можете назвать примеры хороших картин с точки зрения колокольни? И чтоб они вам самому при этом нравились?

— «Трофим» хороший фильм.

— Я имею в виду не обязательно ваши.

— Много таких.

— У вас здесь те же непрофессиональные актеры, что были в «бандитской группе» «Кочегара». Почему?

— Здесь вообще нет профессиональных актеров. И никто не играет «роль». Все играют сами себя. Я не хочу артистов. Они кривляются, они из театра вышли. А эти настоящие.

— А девочка?

— Она на режиссера учится.

— Вы легко нашли актрису, которая согласилась бегать раздетой по снегу?

— На пробы пришло пять человек. Все пятеро согласились бегать голышом. Но проб настоящих не было. Они разделись, я посмотрел на туловище и выбрал Алису.

—  А как выбирали место съемок? Там достраивались какие-то декорации или всё натуральное?

— Ничего не достраивали. Колокольню мы нашли с Сашей Симоновым недалеко от Череповца. Мертвый район.

— К вопросу о Саше Симонове. В фильме выдающаяся операторская работа. Герои переезжают за шлагбаум, отделяющий зараженную зону, слышат от охранников слова: «Патриарх велел всех пропускать, но предупреждать» — и попадают в какое-то совершенно другое пространство, будто 5–6 веков назад. Вы договаривались, что вот эта сцена, например, должна быть похожа на Брейгеля-старшего?

— Нет. Мы просто нашли места, выбрали вместе точки. Симонов действительно очень хороший оператор. Я с ним давно работаю, мне он нравится. У меня до этого был Сережа Астахов, тоже отличный. Мне с этим делом везет.

— В фильме снимался ваш сын. В начале он появляется в образе некоего раскрученного телевидением чудо-мальчика и говорит о неизвестной планете, где есть всё и есть счастье. Он говорит о рае?

— Я об этом не думал. Это пусть каждый сам решает.

— Этот фильм уже сравнивали и еще будут сравнивать со «Сталкером». Кстати, образ из «Сталкера» вмонтирован в новую заставку Венецианского фестиваля.

— Не знаю. По-моему, они совсем не похожи. Гайки там какие-то бросают. Мне этот фильм не нравится. У Тарковского, по-моему, два хороших фильма: «Андрей Рублев» и «Иваново детство». Остальные я не люблю.

— Тарковский — это имя, которое вспоминают иностранцы в первую очередь, когда речь заходит о русском кино. Вы же, хотя и участвовали в нескольких крупных зарубежных фестивалях, все равно остаетесь закрытым режиссером. Вы пытались отследить, где проходит граница понимания-непонимания?

— Меня это не интересует. Я вообще за критикой не слежу, статей о себе не читаю. Мое дело — кино снять.

— Вы что-нибудь на этом фестивале посмотрели?

— Нет. Если мне скажут, что надо смотреть, я пойду. А так, на дурака — зачем? Фильмов плохих гораздо больше, чем хороших. Поэтому время тратить глупо. Мы вот на пляже сидим с ребятами.

— Вы уже понимаете про свой следующий фильм?

— У меня много готовых уже сценариев, просто не снятых.

— Если не хотите говорить, какой из них будете снимать, скажите хотя бы, когда начнете?

— Не знаю. Это уже не от меня зависит. Надо артиста найти американского. Фильм «Американец» называется.

— Та самая старая история про американца, который приезжает в Россию разбираться с акциями какого-то находящегося в Сибири завода?

— Да. Крепкий сценарий. Я хочу Майка Тайсона пригласить, он же театр свой открыл сейчас. Будет черный в Сибири на белом снегу. Если, конечно, согласится. А остальные все наши.