В Хамовническом суде наконец-то стартовал процесс по делу скандальной группы Pussy Riot их панк-молебна в храме Христа Спасителя. Я ожидал, что страсти в суде будут кипеть, но никак не ожидал, что они примут такой накал. Выступающие на заседании свидетели далеки от мысли о прощении и буквально жаждут крови. Их позиция, по-моему, начинает ассоциироваться с позицией всех православных христиан, и даже шире — всего общества. Показательно, что одна популярная радиостанция в прямом эфире прямо поставила вопрос: «Вы за верующих или за Pussy Riot?»
Я полагаю, что имею все основания причислять себя к когорте православных и поэтому тоже хочу ответить на этот вопрос — в этом суде я ни за кого.
Попробую объяснить свою позицию.
С самого начала я хотел бы сказать, что я ни в коей мере не являюсь поклонником творчества Pussy Riot, оно меня никак не трогает и не цепляет. С точки зрения закона их скандальная выходка в храме Христа Спасителя, на мой взгляд, не определяется иначе, как хулиганство, которое должно наказываться принудительными работами на срок до 15 суток.
С точки зрения моего ощущения как православного человека я вообще считаю, что никакого наказания для них быть не может. Должно быть прощение. И этим Церковь могла бы явить свою силу и величие, выступить как объединительная сила в обществе, потому что она действительно несет христианские истины в отличие от любого государства, которое всегда находится на доевангельской стадии развития.
Вот об этом хотелось бы порассуждать подробнее.
Очевидно, что случившееся в храме Христа Спасителя оказалось сродни некому тесту, который весьма выпукло осветил множество проблем, существующих как в нашем обществе в целом, так и в Церкви, как его части. Отношение к действу эпатажных девиц в кругах людей верующих сегодня крайне неоднородно. Хотя в принципе различие мнений по тому или иному вопросу — дело вполне естественное и нормальное для церковной жизни. Еще апостол Павел писал, что среди христиан «надлежит быть разномыслию», имея в виду, конечно, наличие различных точек зрения внутри церковного сообщества.
Вот только в данном конкретном случае, как мне кажется, никакого плюрализма мнений быть не может, и всякий христианин, если он таковой в действительности, должен исходить из того, что сказал сам Христос: «Милости хочу, а не жертвы».
Можно понять тех, кто ратует за то, чтобы девушек «пожурили», «слегка отшлепали», «мягко наказали», но при этом всё же отпустили. Но как совместить с учением Христа позицию тех, кто готов упрятать девиц за решетку на несколько лет, «чтобы другим неповадно было кощунствовать»? При этом забывается, что две барышни — матери малолетних детей.
Но даже если убрать в сторону сантименты, нельзя не учесть, что пребывание в российской тюрьме станет для девчонок не вразумлением, не воспитательной мерой, а просто изломает их судьбы на всю оставшуюся жизнь, озлобит их и уж точно отвернет от Церкви навсегда. И тем не менее весь ужас, на мой взгляд, заключается в том, что сторонников карательного правосудия в нашей Церкви сегодня в разы больше, чем призывающих проявить снисхождение.
Такое положение вещей означает, к сожалению, не только то, что среди называющих себя православными христианами милосердие и любовь к ближнему оскудели. Для меня лично страшнее другое: очевидно, что большинство христиан сегодня мыслит теми же категориями, как и во времена до пришествия Христа.
Как когда-то толпы фарисеев требовали наказать апостолов за сорванные в субботу колоски, так и сегодня ревнители благочестия в самом что ни на есть ветхозаветном его понимании разрывают на себе одежды, не в силах пережить совершенное панк-хулиганками кощунство. Как будто и не было вовсе двухтысячелетней истории христианства.
Всё это еще можно было бы объяснить невежеством народа, потерей понимания сути христианства в годы господства безбожной власти. Но меня удивляет, что ряды непримиримых борцов с «кощунницами» возглавляют некоторые представители Церкви. А ведь уже по одному только занимаемому иерархами в Церкви положению они всегда были «печальниками», то есть ходатаями за опальных и осужденных, причем не обязательно даже безвинно. В этом-то, собственно, и заключался смысл «печалования», когда иерархи, апеллируя к суду высшему, небесному, просили о смягчении той суровой участи, которой подвергал человека суд земной. И именно это было проявлением той любви во Христе, того высшего милосердия, через которые Церковь корректировала приговор, выносимый мирской властью.
Вместо этого нам объявляют, что прощать, оказывается, можно лишь тех, кто просит нас о прощении, что прощать, конечно, в принципе можно, но порой это может быть «некорректно».
Слышишь подобное с самых вершин нашей земной Церкви и недоумеваешь: как будто не было ни блудницы, спасенной от побития камнями неосудительным словом Спасителя, ни разбойника, исповедавшего Христа, будучи распятым рядом с ним на кресте, ни тех, кто распинал Иисуса и о ком он молился в свой смертный час: «Прости им, Господи, не ведают бо, что творят». Как будто нет на свете евангельской истины: «Не судите, да не судимы будете!»
Может быть, нашей Церкви следует сначала устранить зазор между словами и делами, собственным образом жизни и Евангелием? А заодно — раздать коллекции дорогих панагий, иномарок и прочих атрибутов роскоши, налипших к околоцерковному быту со времен средневековья и по какому-то недоразумению почитаемых за необходимые элементы церковной жизни. Достаточно ведь просто следовать за Христом, не объясняя при этом «профанам», что усыпанная каменьями и жемчугами митра — это не что иное, как образ тернового венца Спасителя.
Возможно, я несколько сгущаю краски. Но мне почему-то кажется, что если ничего не менять и продолжать делать вид, что в нашей Церкви и так всё в полном порядке, идет бурный процесс духовного возрождения, а симфония государства и Церкви крепка и плодотворна, то ни к чему хорошему в итоге это не приведет.
Более того, кажется, лет сто назад нечто подобное в нашей истории уже было.
Автор — член наблюдательного совета Московского кредитного банка
