«Бухать мне теперь нельзя. Этот результат оцениваю как положительный»

18 мая в крупнейшем столичном клубе Stadium Live Иван Алексеев — передовой российский рэпер, давно известный как Noize MC, — представит на сольном концерте свой «Новый альбом», полтора месяца назад выложенный для свободного скачивания в интернете. Перед московской премьерой Иван пообщался с «Неделей».

— Трудно, наверное, выбирать название для нового диска, если предыдущий альбом назывался «Последним»?

— Это было концептуальное название, а не прикол ради прикола. Вместе с той пластинкой вышла одноименная книжка нашего барабанщика Павла Тетерина. В ней рассказывалась фантастическая история группы, которая репетирует в помещении брошенного завода, а по сути — в ядерном бомбоубежище. После Армагеддона эта группа умудрилась выжить, наладить свой быт и записала непонятно кому и зачем нужную пластинку под названием «Последний альбом». Так что следующий диск может назваться только «Новым», и никак иначе.

— В эпоху, когда физические носители уходят в тень, и многие музыканты, ты в том числе, сразу выкладывают материал в Сеть, издание диска вкупе с книгой — прямо винтаж какой-то.

— У издательства, выпускавшего книгу, возникли проблемы с распространением, мы выкупили 4 тыс. экземпляров, за год реализовали их на своих концертах. Так что все нормально. С «Новым альбомом» тоже планируем выпустить книгу Тетерина, теперь сборник рассказов. Он продолжает развивать свой литературный талант.

— Но к песенным текстам ты его не допускаешь?

— Пока у нас нет опыта совместного творчества. Хотя, надо признать, он вторая, после меня, креативная сила в нашем коллективе.

— Как именовать следующий альбом ты тоже уже решил?

— Шуточная триада завершена, название для четвертого диска будет иным. После стилевого винегрета в наших предыдущих альбомах настоящим экспериментом для меня станет запись ортодоксального рэпа.

— В 2013-м ты собираешься отмечать юбилей своей группы?

— Да, нам исполняется 10 лет, и следующей весной мы планируем устроить масштабный концерт или серию концертов. И перезаписать наши старые песни.

— Но у Noize МС история вроде бы покороче?

— Летоисчисление ведется с момента создания коллектива Protivo Gunz, он сейчас со мной на сцене. Мы перестали разделять Noize МС и Protivo Gunz и объединили все наши песни в одном проекте.

— Псевдоним Noize МС был фактически навязан тебе рекорд-лэйблом. Ты сразу согласился?

— Когда подписал контракт, представители лэйбла всячески пытались «слить» мою группу. Предлагали мне сменить команду или поначалу вообще минимизировать райдер, ездить вдвоем с диджеем, читать рэп под «минусовки». Объективно говоря, парни из Protivo Gunz тогда хреново играли, но они — мои лучшие друзья, и никакие другие музыканты мне не нужны. Я поменять состав не дал, и это был ключевой момент. Постепенно мы стали группой Noize МС. Хотя до сих пор мне кажется, что для русского уха и это название не такое уж простое.

— Два месяца назад тебе исполнилось 27. Особый возраст для рок-музыкантов. Для многих финишный. Думал об этом?

— Да, я в теме. Именно сейчас ощутил: нужна логическая запятая, чтобы осмотреться по сторонам и понять, куда двигаться дальше. Вот отыграем концерты, посвященные презентации новой пластинки, и в декабре уйдем в большой отпуск. Месяца три планирую провести где-нибудь в теплой стране. А в июле, наконец, займусь своим здоровьем. В прошлом году я начал просто рассыпаться на куски. Гастрольный график дал о себе знать. У меня в принципе здоровье хреновое, а тут еще рок-н-ролльный образ жизни. Все началось с неудачного прыжка со сцены в Магадане, где вместе с тяжеленной гитарой я спикировал прямо зал. В каком-то запале еще залез обратно на сцену, попрощался со зрителями и кое-как ушел за кулисы. Потом передвигался, как пришелец из фильма Men In Black. Песня «Бассейн» из «Нового альбома» как раз посвящается неудачному стейдж-дайвингу и его последствиям.

— Подозреваю, на том концерте ты был не вполне трезв.

— Да, я в то время еще выпивал. Там, в Магадане, мне прописали обезболивающее, но врачи не сделали поправку на мою рок-диету. Таблетки в сочетании с «вискарем» быстро привели к панкреатиту. Бухать мне теперь нельзя. И конкретно этот результат я оцениваю как положительный. В общем, 27 — это такой рубежный, кризисный возраст.

— Поскольку теперь ты на традиционной диете, настоящим героем тебе не стать, young die уже не получится.

— Во-первых, не буду говорить «гоп», пока... Во-вторых, жить все-таки интересно.

— Кроме упомянутого прыжка, что-то еще тебя заставило переосмыслить собственные поступки?

— К счастью, ничего особенно страшного со мной не случалось. У меня существуют естественные родительские страхи, как у отца двоих детей. Сильная любовь к ним порой рождает параноидальные настроения. Но я понимаю, что зацикливаться на этом не надо.

— Твои родители в свое время нормально восприняли артистическую карьеру сына?

— Маме — она умерла два года назад — нравилось немало песен из моего репертуара. Она гордилась, что я сделал то, что ей казалось абсолютно невозможным.

— Если взять какую-нибудь из твоих брутальных вещей, скажем, «Отвези меня в аэропорт», не всякий поверит, что ее автор окончил школу с золотой медалью. Видимо, ты развеял цоевское сомнение: «тот, кто в 15 лет убежал из дома, вряд ли поймет того, кто учился в спецшколе».

— Золотая медаль не значит, что я исключительно дома сидел, был «ботаником» и не соприкасался с миром улиц. Я его тоже познавал. В старших классах школы вошел в хип-хоповую альтернативную тусовку, где нравы были достаточно вольные и приключений всяких хватало. А мое утверждение как исполнителя произошло посредством участия во всевозможных баттлах (рэп-состязаниях. — «Неделя»), фристайлах, выступлениях на Арбате. Там речь шла уже не только о рэп-аудитории, но вообще о том, как разные люди тебя воспринимают.

— Зачем ты в нулевых выходил на Арбат? Там же матрешками торгуют. Неформальная аура этого места развеялась в конце 1980-х.

— На Арбате играть «в законе». Если не совсем легально, то полулегально там возможны уличные выступления. С ВВЦ, например, прогоняли сразу.

— Помнишь, свой максимальный уличный заработок?

— Около $200.

— Люди шли мимо и тебе в шапку бросали деньги или стояли, слушали?

— Слушали. Образовывался огромный зрительский полукруг. В качестве «гвоздя шоу» неизменно появлялся какой-нибудь танцующий бомж. Но бомжи, как правило, исчезали раньше, чем происходил «раздел имущества», и ни на что не претендовали.

— Из двух разных вариантов осмысления российской действительности — Сергея Шнурова и Юрия Шевчука — тебе какой ближе? Ты ведь пересекался с обоими.

— Шнур и Шевчук — две разновидности творческой и личностной свободы. Они на разных полюсах, но у них есть общее: они не врут самим себе. «Ленинград» я слушаю чаще, чем «ДДТ». При этом не со всеми «телегами» Шнура согласен.

— Твои песни иногда звучат из колонок перед началом протестных акций в Москве. Но самого тебя уже давно на митингах и шествиях не видно.

— В прошлом году я выступал с речью на митинге на Болотной. А перед Новым годом в Казани исполнил импровизированный номер «Сам г..дон». В майском «Марше миллионов» не участвовал, только что вернулся из продолжительного сибирского тура и хотел побыть с семьей. Но все этим протестным акциям сочувствую.

— Русский рэп — это все-таки естественное явление или стилизованное, как, скажем, российские кантри-музыканты и даже блюзмены?

— Рэп давно уже не является в России просто подражательством американским аналогам. Появилась школа русского рэпа, и многие люди именно такую музыку считают наиболее адекватной.

— Но русский рэп еще не родил своих корифеев, легенд, культа. Условно говоря, тут нет своего Тупака Шакура и клановых конфронтаций, как в Америке.

— Это все могло бы произойти у нас в 1990-е. Но и в мировом хип-хопе настоящие гангстеры, толкающие кокаин оптовыми партиями между записями альбомов, составляют сейчас незначительную часть популярных хип-хоп исполнителей.

— Возрастной порог у этого жанра существует? Рэп от 40-летнего исполнителя не выглядит слегка пародийно?

— Нет. Сейчас многим нашим рэперам хорошо за 30. А если брать зарубежных корифеев жанра, то, например, скончавшемуся в мае Адаму Яуку из Beasty Boys было 47. Есть в этой сфере и люди постарше. Вообще, не вижу поводов считать рэп исключительно музыкой для подростков. В 1950–1960-е годы взрослое население США воспринимало рок-н-ролл временным молодежным пшиком. Чем он на самом деле стал, мы в курсе. Думаю, с рэпом будет такая же история.

«Новый альбом», Stadium Live, 18 мая