«Промышленный цех длиной 2 км — невероятное зрелище»

Итальянец Алессандро Папетти представил в Москве около 30 живописных полотен, в которых исследует и воссоздает образы советской индустриальной эпохи. С художником встретился корреспондент «Недели».

— С чем связан ваш интерес к индустриальному пейзажу?

— Мне нравятся пространства, которые содержат в себе следы истории — знаки, оставленные теми, кто здесь работал или жил. Не только большой завод или ткацкая фабрика, но и мастерская горшечника могут быть интересными. Кроме того, это только один из аспектов моего творчества. Людей я тоже изображаю — когда мне нужно исследовать что-то, происходящее внутри меня самого. 

— Ваши работы довольно масштабны. 2x3 м — впечатляющий размер. Возможно ли передать атмосферу заводов в миниатюре?

— Мне нужен размах, место для широких мазков — такова моя живописная манера. Вторая причина — фабрики настолько большие, что ощущение погружения в пространство возникает только перед большим изображением. Холст должен быть больше зрителя, чтобы он «поместился» в картину. Была и третья причина: предыдущий директор музея архитектуры имени Щусева, ныне уже покойный, Давид Саркисян пригласил меня провести здесь выставку еще в 2006 году, и когда я работал, то знал, что у меня будет пространство. 

— Почему вы отправились именно на московские заводы?

— В Москву и ее промышленные зоны меня пригласил куратор выставки Умберто Дзанетти, который давно знает мои исследования индустриальной археологии. Он предложил развить тему, которой я уже занимался, работая на судостроительной верфи и на бывшем заводе Renault. 

— Вы проникли в самое сердце советской индустрии — ЗиЛ, АЗЛК, ГПЗ-1.

— Было трудно получить разрешение даже на фотосъемку. Умберто Дзанетти помог добиться, чтобы мне дали сопровождающего. Я исследовал заводы четыре дня, ходил повсюду и фотографировал все, что видел, а потом работал в мастерской. Думаю, я увидел только часть чего-то большего, настолько эти заводы грандиозны. Когда заходишь в промышленный цех длиной как минимум 2 км, это невероятное зрелище.

— Вы воспринимаете города и заводы как каменные джунгли?

— Не только. Я посвятил теме города несколько выставок, и мои картины передают скорость — словно вы проезжаете по улицам на машине. А заброшенные заводы — это бесконечные пространства цехов, труб, машин, конвейеров, где нет ни одного человека, зато ярко видны маркировки с годом и местом выпуска на остановившихся станках.

— Конструкции цехов на ваших холстах выглядят призрачными, словно скоро исчезнут.

— Зато они пробуждают воспоминания о прошлом. Мне кажется, они не враждебны человеку, скорее несут в себе позитив. Я размышляю, как жили люди в этих помещениях, — и это не тревожное ощущение, а очарование, некая мистика присутствия рядом с вековым опытом. Получается панорама индустриальной цивилизации, завершение истории и одновременно ее продолжение.

— Но у людей, которые работали, например, на ЗиЛе, эмоции могли быть другими. 

— Думаю, это были усталость и напряжение. Труд был тяжелым — повторяющиеся механические действия. Хочу надеяться, что рабочие испытывали и энтузиазм, и радость от великих свершений. Хотя скорее они ощущали себя маленькой гайкой на огромном производстве — почти никем.

— Пространства заводов сохранили эти ощущения?

— Да. На ЗиЛе и ГПЗ-1 — а ведь это был самый большой шарикоподшипниковый завод в мире — остались неподвижные станки и машины, в отличие от других виденных мною заводов, которые были просто пусты. Огромные механизмы производят непередаваемое впечатление.

— Почему выставка называется «Фабрики утопии», если утопия в переводе — место, которого нет?

— В моем представлении утопия — это мечта, грандиозный проект. Утопия — построить нечто уникальное, очень эффективное. Утопизм заключается в самой идее этих заводов. Но тогда он был оправдан — рождался план нового мира.

— Большие заводы имеют национальный колорит или везде одно и то же?

— Очень много совпадений. Например, заводы Renault 1930-х с точки зрения структуры, индустриальной архитектуры и даже станков очень похожи на ЗиЛ в Москве. Это одна и та же эпоха.

— Каким вы представляете себе будущее этих фабрик? Могут ли они стать культурными пространствами, как, например, «Винзавод» в Москве?

— Думаю, возможно и индустриальное, и культурное развитие этих объектов. Когда такие пространства обживаются художниками, это позитивный вариант исторического перерождения. Но я слышал, например, что Fiat хочет оживить один из этих брошенных заводов. Если, например, ЗиЛ возродится и там будут производить машины, это будет новая страница в индустриальной истории. Остальные объекты, надеюсь, тоже не снесут: они ценны как архитектурные и культурные пространства, как исторические памятники, хотя и не считаются ими официально.

Металл гибнет за людей

В наши дни тема визуального отображения заброшенных фабрик и прочих подобных феноменов постиндустриальной эпохи почти полностью исчерпывается фотографическими сериями. Зрителю не привыкать к концептуальным циклам, в которых обветшавшие промзоны предстают эдакой Атлантидой, погрузившейся в пучину времен. Между тем возможен и другой взгляд на сей предмет. Итальянский художник Алессандро Папетти много лет специализируется на так называемой индустриальной археологии, однако результатами его трудов становятся не фотографии, а произведения живописи. Нетрудно догадаться, что автора интересует не столько документальность, сколько выразительность излюбленных им мотивов. Он не стремится к доскональному воспроизведению деталей: ему важнее добиться зримого соединения мощи и бессилия — именно такой синтетический образ сквозит практически во всех его работах.

Еще недавно Папетти был сосредоточен на сугубо европейских промышленных пейзажах, которые образовывали серии «Судоверфи» и «Утроба города». А теперь живописец увлекся новой для себя градацией, обратившись к объектам советской индустрии. Своеобразные «портреты» ЗиЛа, АЗЛК и ГПЗ-1 в трактовке Папетти не лишены романтики, но присутствует в них и мрачноватое предчувствие скорого финала. Художник отдает себе отчет, что все эти «фабрики Утопии» неминуемо подвергнутся реконструкции и перепрофилированию. И внутри него срабатывает странноватый психологический механизм, который можно назвать «ностальгией по чужой цивилизации».

Впрочем, не стоит преувеличивать «чуждость»: уроженец Милана в состоянии провести явственные параллели между двумя тоталитарными эпохами — при всем различии итальянского фашизма и нашего большевизма. Алессандро Папетти, разумеется, не поклонник тоталитарных режимов, но, будучи человеком поэтического склада, он кожей ощущает разрыв между мечтой и ее подменой, между энтузиазмом и насилием. Так что его московский проект, включающий около трех десятков полотен, лишь на первый взгляд посвящен упадку индустрии и «новому урбанизму» — в действительности он про людей, прежних и нынешних.   

Алессандро Папетти «Москва. Фабрики Утопии»

До 17 июня

Государственный музей архитектуры имени А.В. Щусева 

Воздвиженка, 5, тел.: (495) 691-21-09, (495) 690-05-51. Вторник — воскресенье с 12.00 до 19.00