Сейчас идет пасхальная неделя, и мне бы хотелось всех христиан поздравить со светлым праздником Пасхи. Безусловно, это самый главный праздник христианства, хотя исторически он идет от еврейского праздника песах — освобождения, выхода из египетского плена еврейского народа. В христианстве он приобрел новое значение, новое содержание, потому что касается самой основы взаимоотношения человека с миром.
Но сейчас я бы хотел поставить вопрос по-другому. Что важнее: обрядовость или смысл? На этот вопрос меня навела очевидная несуразность в датах празднования Пасхи в разных христианских конфессиях, что приводит к какой-то мировоззренческой шизофрении.
Давайте заглянем в историю.
С древних времен не было единого подхода к определению времени празднования христианской Пасхи и связанного с ней поста. Это очень сложная страница истории Церкви, еще не до конца проясненная. Споры эти касались исключительно обряда и дисциплины и не затрагивали учение, но все равно угрожали Церкви расколом.
Христиане Малой Азии, следуя иудейской хронологии и опираясь на авторитет апостолов Иоанна и Филиппа, праздновали Пасху постоянно 14 нисана, которое могло прийтись на любой день недели. Римская церковь, также ссылаясь на древний обычай, напротив, отмечала смерть Иисуса всегда в пятницу, то есть в день недели, на который она действительно приходилась. А воскресение Иисуса Христа — всегда в воскресенье после мартовского полнолуния, и пасхальный пост продолжался до этого последнего дня.
В результате возникла картина, которая явно подрывала католическое чувство обрядовой уместности и единообразия: часть христиан постилась и оплакивала смерть Спасителя, а другая радовалась славе его воскресения.
Уже в течение III века римская практика (когда Пасха не привязана к конкретному дню) укоренилась повсюду на Востоке, и Никейский собор 325 года утвердил ее как закон для всей Церкви. Собор постановил, что «христианам подобает всегда праздновать Пасху в первое воскресенье после первого полнолуния, следующее за весенним равноденствием (21 марта), и всегда после иудейской пасхи».
Казалось бы, точка поставлена, но на этом, как ни странно, история не закончилась, потому что осталась разница в определении пасхального воскресенья по фазам луны и весеннему равноденствию, которое у александрийцев приходилось на 21 марта, а у римлян на 18 марта. И соответственно христиане опять праздновали Пасху в разные дни.
Но и в этом вопросе, в конце концов, была принята римская практика, но затем при папе Григории XIII в 1583 году Рим снова изменил календарь.
Однако часть восточных церквей, среди которых, в частности, РПЦ, Грузинская, Сербская и Иерусалимская, с этим не согласились и по сей день придерживаются юлианского календаря, отвергая григорианский. Поэтому празднование Пасхи у восточных и западных христиан зачастую не совпадает. А значит, бессмысленные споры обрядового характера не прекратились.
В этом плане меня удивляют доводы некоторых православных, которые аргументируют отказ от общего с католиками календаря тем, что тогда якобы не будет сходить Благодатный огонь, выносимый из Гроба Господня накануне православной Пасхи в храме Воскресения Христова в Иерусалиме.
В таком случае надо признать, что Благодатный огонь сходит строго по календарю, а не дается по молитвам верующих. Как мы видим, и восточная, и западная церковь за свою историю не раз меняли порядок определения дня этого праздника, но ничего катастрофического не происходило.
На мой взгляд, совершенно неважно, в какой именно день мы будем отмечать Пасху — это обрядовая сторона дела, но более важной является задача сохранить дух христианства, потому что христианство — это религия свободы, а не обряда.
И чтобы завершить тему еще несколько соображений, касающихся взаимоотношений Церкви и государства. Я считаю, что божественность Евангелия очень четко выражена во фразе: «Царство Божие не от мира сего, но в миру действует закон: кесарю кесарево, а Богу Божие».
Этой фразой был обозначен водораздел: Церковь сама себя сознательно отделила от государства. Почему? Потому что Иисус Христос в Нагорной проповеди провозгласил такие максимы, которые ни для какого государства не достижимы, потому что государство — это институт упорядочения, а не свободы.
Тем не менее после периода гонений и полного отделения от государства сначала в Армении, а потом и в Римской империи христианство становится официальной религией. Государство стало пробовать эксплуатировать эти ценности, до которых оно в принципе по своей природе дотянуться не может.
Началась эпоха взаимодействия Церкви как земного института и государства. Это взаимодействие порой приобретало слишком тесный характер. Но, сливаясь с государством и подчиняясь ему, Церковь встает на очень опасный путь, потому что любое государство — даже самое правильное — принципиально находится на доевангельской стадии развития. И поэтому, когда Церковь попадает в объятия государства, она тоже возвращается в доевангельскую, дохристианскую эру.
Но реалии таковы, что в любом случае территорий, свободных от государства, не бывает и вернуться в апостольскую эпоху, когда Церковь и государство никак не соотносились, уже нельзя. По многим причинам.
Однако мне представляется, что во взаимодействии нет ничего плохого. И Церковь как земной институт многие вещи, диктуемые государством, должна принимать. В частности, на мой взгляд, это касается календаря. Другое дело, что границы этого сотрудничества должны быть четко определены.
По сути Церкви от государства требуется только одно: чтобы оно не мешало ей выполнять свое служение по спасению души человека. Но вот в вопросах морали и веры Церковь на компромиссы с государством идти не должна.
Если государство начинает навязывать свои взгляды Церкви и давлеть над ней, то по сути оно навязывает дохристианские принципы. Это надо четко понимать, и здесь очень важен баланс интересов. Наша история уже не раз демонстрировала, что прямой конфликт Церкви и государства ни к чему хорошему не приводит. Но и сливаться в объятиях явно неуместно.
Автор — член наблюдательного совета Московского кредитного банка.
