«В мире сейчас 500 конкурсов пианистов. Грызня идет»

Патриарх русской фортепианной школы Сергей Доренский отмечает 80-летие серией концертов в Московской консерватории. Сцену делят между собой его ученики, то есть почти все заметные российские пианисты поколения 40-летних. Корреспондент «Известий» встретился с мастером в его квартире в Брюсовом переулке, утопающей в послеконцертных розах.

— Чем отличается ваша именная консерваторская кафедра от остальных?

— Манерой исполнения. Я следую заветам моего педагога Григория Гинзбурга, у которого учился 18 лет. Забочусь о красоте и певучести звука, о филигранной отделке деталей.

— Вы авторитарный учитель?

— Я никогда не вторгаюсь во внутренний мир ученика. Моя задача — раскрыть секреты звукового мастерства и после этого дать студенту полную свободу.

— Как вы объясняете невероятный взрыв успешности ваших учеников в 1990-е годы? Ведь Мацуев, Луганский, Руденко, Нерсесьян, Мечетина — почти ровесники.

— Представьте себе, что в самые дикие годы сталинских репрессий у нас был расцвет пианистического искусства. Как это объяснить? Никак. Это был взрыв талантов. То же самое было и у меня.

— А то, что они завоевывали чуть ли не все конкурсные премии?

— Так легли карты.

— Не жалко ли вам было красть время у собственной карьеры ради педагогики?

— Когда-то я играл очень много. Давал сольные концерты в 135 странах мира и в 200 городах Советского Союза. Но лет 17 назад врачи сказали, что я сильно рискую. Состояние моего сердца несовместимо с такими нагрузками. И я решил больше не рисковать.

— Но преподавать вы продолжаете?

— Недавно я стал инвалидом: артроз вынудил сделать операцию на колене. Теперь я занимаюсь дома, и раз-два в неделю меня привозят в консерваторию.

— Вас не расстраивает, что, скажем, Денис Мацуев приобрел большую известность, чем не менее талантливый Николай Луганский?

— Это вопрос времени, все меняется. У Луганского есть своя публика, у Мацуева — своя.

— А как же потрясающий пианист Елисей Бабанов, карьера которого так и не сложилась?

— Не задавайте этот вопрос. Это моя боль. Он один из самых талантливых, кого я знаю. Поступил в консерваторию и начал пить. Я боролся с этим и угрозами, и лаской. Но сейчас, слава Богу, он женился, у него ребенок. И на одном из нынешних юбилейных концертов он выступил.

— Почему его не пропустили в третий тур на прошлом конкурсе Чайковского?

— Не знаю, я тогда не сидел в жюри. Конкурс — это безумная вещь. В мире сейчас 500 международных конкурсов пианистов. Грызня идет.

— Какие ощущения вы испытывали, сидя в конкурсных жюри?

— Чем престижнее конкурс, тем труднее работать. Конкурсы Чайковского, королевы Елизаветы в Бельгии, Шопена в Варшаве — очень сложные, утомительные.

— Давили ли на вас ваши коллеги?

— Ни разу в жизни. Подходили, спрашивали, как сыграл этот, что я думаю о том. Но чтобы просили продвинуть кого-то — никогда.

— Многие музыканты уверены, что существует фортепианная мафия, в которой тяжеловесы диктуют свои правила и заранее распределяют конкурсные премии.

— Глупости. Как человек играет, так и получает. Хотя, конечно, у жюри бывают ошибки.

— Почему они случаются?

— Так ведь голосование-то тайное. Кто-то голосует так, кто-то иначе. И участник просто арифметически не проходит.

— Считаете ли вы ошибкой серебряную медаль Луганского на конкурсе Чайковского?

— Это безобразная ошибка. Жюри не имело права так решать. Там как раз было учтено мнение постороннего человека, не входящего в жюри, — не хочу называть фамилию, этот человек еще жив. На самом деле Луганский — один из лучших победителей конкурса Чайковского в его истории. Ван Клиберн, Григорий Соколов, Михаил Плетнёв и Николай Луганский — вот четверо самых ярких победителей.

— То есть Мацуев менее яркий?

— Нет, Мацуев тоже. Значит, их пятеро.

— Во время последнего конкурса Чайковского Валерий Гергиев сказал, что стремился уменьшить влияние Московской консерватории на конкурс.

— Не надо было этого делать. Потому последний конкурс и не показал прежней силы. Я слышал записи. Даниил Трифонов  — хороший пианист, крепкий. Но для победителя конкурса Чайковского у него не та степень дарования.

— Кто из ваших нынешних учеников имеет лучшие шансы на международную карьеру?

— Если я сейчас скажу, я могу испортить карьеру человеку. Когда пианист прекрасно готов, ему нужна удача. Не к каждому она приходит. Ко многим моим ученикам так и не пришла.