«Я не против дверей, которые открывает для меня сама жизнь»

 То, что делает Женя Любич, можно условно именовать «рок-шансоном» — изобразительные средства от первого, воплощение — от второго. За спиной работа в одном из самых успешных французских коллективов. Впереди поиск своего зрителя на родине. О том, насколько массовым он будет у девушки с петербуржской пропиской и французской душой, попытался узнать корреспондент «Недели» Алексей Певчев.

— Когда я увидел вас последовательно на фестивале «Индюшата», «Сотворение мира» в Казани, «Движение» в Перми, посмотрел в паре клубов, мне стало понятно, что то, что вы делаете, — прекрасно, но только место вашей музыки в эстетских клубах или вообще в Европе.

— Не люблю этих разграничений. Лично для себя я не чувствую никаких границ, обращаюсь к разной аудитории. Безусловно, я не ассоциирую себя только с Россией. Вчера я была в Абу-Даби, сегодня в Москве, завтра в Питере, потом — Париж, что будет послезавтра — не знаю. Поймите, я не против дверей, которые для меня открывает сама жизнь. Хорошо, что есть песни на русском и я могу обратиться на этом языке к своей аудитории. С другой стороны, те же русские песни на моих концертах в Париже пользовались едва ли не большим успехом, чем французские или английские. Они там до сих пор — экзотика. Как ни странно, песни на английском и французском пользуются успехом здесь. Для меня главное — моя идентификация происходит через язык песни, а не через место, где я нахожусь.

— Но Париж-то в вас очень плотно сидит. Между собой мы вас, признаться, и зовем «наша русская француженка».

— Когда мне было 11 лет, я с друзьями родителей попала во Францию. Мы неделю были в Париже, а потом поехали вдоль Атлантического океана. Но тогда я впервые увидела Эйфелеву башню — такую огромную, как будто из другого мира. Спустя много лет я написала песню «Привет Эйфелю», наверное, благодаря как раз этим детским воспоминаниям, ожившим во мне уже взрослой. Тогда, в той поездке, я и впитала всю эту свою нынешнюю эстетику. Все эти ноты языка, мелодика, настроение — все это точно сошлось. На а потом случилось это мое знакомство с группой Nouvelle Vague. Я давно начала писать песни и долго билась над их звучанием, и именно эта группа указала мне нужное направление.

— Потом случилась эта очень красивая история вашего знакомства с лидером этой группы Марком Коллином, приглашение работать в ней и успешная работа в Европе. Но вы все равно ставите на Россию.

— Я родилась в Питере, и там началась моя история с Nouvelle Vague. Сейчас готовлюсь к презентации нового альбома. Песни мои были услышаны в России. Наверное, это одновременно начало сольного авторского пути и подведение французского этапа жизни, с которого все началось. Потому что альбом этот был записан в Париже, французскими музыкантами, под руководством все того же Марка Коллина еще в 2008 году.

— Вы считаете, что российская публика готова к этой музыке. Не только та, что придет послушать ваш утонченный шансон на джазовую «Усадьбу Джаз»?

— Вы знаете, четких критериев нет. Конечно, публика везде разная. Она различается даже в Питере и в Москве. Что уж тут говорить о разнице аудиторий «Нашествия» и «Усадьбы Джаз». Меня радует, когда в ироничных моментах зрители улыбаются, а где надо слушают. В конце-концов, я обращаюсь не к абстрактной аудитории, а к конкретным людям. Недавно на фестивале «Горлица» я пела, и мне подпевали и танцевали совсем крохотные дети.

— А вы сами что предпочитаете слушать?

— У меня в первую очередь были западные джазовые ориентиры, до сих пор для меня примером и авторитетом является Джони Митчелл. Из нынешних — Хинди Захра, конечно, мне нравятся проекты Марка Коллина, вокалистки Nouvelle Vogue-а Фиби Килди. Что касается русской музыки, то это и Высоцкий, и Окуджава и «Кино».

— Честно говоря, ваш сет с Хинди Захрой произвел на меня гораздо большее впечатление, чем выступление Nouvelle Vague.

— Хинди Захра одновременно несет свою национальную берберcкую культура и в то же время она француженка. В ней есть европейский саунд, европейский подход, Мне нравится этот ее микс из европодачи и собственного стиля. Это сочетание явлений, понятий, саундов. Когда я услышала ее первый сингл, я ни за что не подумала, что мы когда-то окажемся с ней на одной сцене. А в итоге так и получилось! Она пела мои песни, а я ее, и это было удивительно.

— Вы упомянули певицу Джони Митчелл. Она из поколения известного своей активной социальной позицией. Вот и вы в Казани не испугались спеть на огромную аудиторию песню «Письмо президенту».

— Я считаю, что музыканты это тоже политики только в своей сфере. То, что ты хочешь  сказать, нужно говорить в своих песнях. Что я и делаю.

— Для презентации альбома «C’est La Vie» вы выбрали зал Дома музыки. Серьезная заявка для молодой певицы.

 — Действительно такой большой зал и в России у меня впервые. С Nouvelle Vague я выступала и в «Олимпии». Работала и на тысячниках в Европе, но в рамках сольного концерта это первый шаг. Там будет сидячий зал, предполагающий нечто театральное. И мы, наверное, сможем изящно сконцентрироваться на каких-то важных нюансах и акцентах. Не будет цели агрессивно захватывать внимание зала. Мы долго готовились, репетировали с новым соcтавом. С нами будет работать лучшая команда видеоинсталляторов в Питере, а может, и в России. Возможно, даже приедет Марк Коллин. Будет немного декораций. Немного потому, что театра, конечно, хотелось, но совсем чуть-чуть. Хочетcя отпустить людей после концерта на вдохе, а не на выдохе.

 8 декабря, 19.00, ММДМ (театральный зал).