Скорость Ferrari, как вы знаете, не позволила мне даже толком оглядеться в мире гламура

«Не думай, что я не хочу разбогатеть или стать знаменитой. Это очень даже входит в мои планы, когда-нибудь, даст бог, я до этого дорвусь. Но только пусть мое «я» останется при мне. Я хочу быть собой, когда в одно прекрасное утро проснусь и пойду завтракать к Тиффани»

Трумен Капоте «Завтрак у Тиффани».

Я думала ровным счетом точно так же 15 лет тому назад, лежа в кровати однокомнатной квартиры на улице Коломенской с допотопным телевизором. Я жила там с подружкой, вместе с которой мы приехали покорять Москву. Для того чтобы понять, что именно мы приехали покорять, надо было обязательно посмотреть программу «Партийная зона». Абсолютный хит того времени.

Каждую пятницу мы смотрели эту программу и судорожно подсчитывали, сколько денег нам нужно заработать, чтобы с высоко поднятой головой прошествовать мимо фейсконтроля и с почетом сесть в главную ложу. Денег на тот момент хватало лишь на пару обуви, купленной в переходе, которые мы одалживали друг другу на важные выходы. Сапоги, привезенные с собой из Тбилиси, годились только для поездок в метро, а в приличном обществе могли меня «забанить» на всю оставшуюся жизнь.

На Ирину Салтыкову я не похожа, а до Ветлицкой мне вообще как до кремлевской звезды, поэтому вариант проникновения в бомонд через мужчину был сразу отменен как невозможный. Единственный путь, который ничего не гарантировал, но давал надежду, была работа. Ежедневная, не очень приятная, состоявшая из ночных радиоэфиров и дневных корреспондентских будней. Радиостанции и каналы менялись, но изменений глобального масштаба в моей жизни не происходило.

Благодаря радиообразу многие имели несколько неверное представление о моей жизни. Один ретивый поклонник, прорвавшись ко мне в студию, долго возмущался из-за того, что увидел: едва я стала волновать неокрепшие умы окрепших парней из 1990-х, как уже оказалась глубоко беременной. Три года моей жизни, пришедшиеся на смену веков, когда наши граждане уже уверенной походкой вступали на земли Куршевеля, Сан-Тропе и Сент-Морица, проходили в состоянии перманентной беременности.

С точки зрения меня сегодняшней, в какие-то моменты я жила тяжело, потому что, даже будучи на последнем месяце беременности, я работала, а через неделю после родов уже сидела в кадре, чтобы не дай бог эту самую работу не потерять. Чтобы меня никем вдруг не заменили — рядом всегда были дамы, которые приходили на ТВ из чьих-то пахнущих дорогим бельем кроватей.

Я была свидетелем и соучастником зарождавшегося гламурного поколения. Гламур был гораздо симпатичнее Черкизовского рынка, рядом с которым находился мой первый спортивный клуб «Марк Аврелий». И он явно превосходил по качеству Савеловский рынок, где мы всей семьей одевались.

Гламур крепчал, им называли все, даже толком не разобравшись, что же он под собой подразумевает. Потребляя западные товары, мы не особо задумывались над их происхождением и историей. Мы уродовали само понятие роскоши на каждом шагу, как очень голодный человек, оказавшийся вдруг за красиво сервированным столом с изысканными яствами. Он жрать хочет, ему плевать на шеф-повара, этикет и хорошие манеры. У западного гламура была мифология, у нас был только сам гламур.

Наши вчерашние соседи по коммуналке слишком неожиданно и быстро оторвались от нас, стали зарабатывать миллионы и входить в список Forbes. «Думала, мешок с деньгами, нет-человек» (М. Цветаева). Предприимчивые граждане в нашей стране разбогатели слишком быстро, так и не дав себя полюбить. В России никто не верит в то, что деньги можно заработать честно, а Лондонский суд теперь еще это и докажет. Наш гламур с сицилийским привкусом, но без многовековых традиций итальянских семей. Мы взяли обертку, забыв про начинку. Наш гламур был изначально бессодержателен. Он ничего не производил. Ни литературы, ни кино, только пародии.

Даже попытки представить Алену Долецкую Дианой Вриланд нашего времени — уже пародия. Из американского Vogue вышло целое поколение, увековеченное в музыке, литературе и кино. У нас же Цой умер до назначения Долецкой, Раиса Горбачева так и не побывала на обложке Vogue даже посмертно, а Водянова — все равно западная звезда, пусть даже и торговавшая фруктами на рынке в Нижнем Новгороде.

Наша интеллигенция была слишком голодной, когда впервые появилась возможность есть. Можно было остаться собой, но это оказалось самым трудным. Мы не умеем сами сочинять себя, нам надо, чтобы нас сочинили. А если нас не сочиняют, то мы начинаем критиковать других, потому что так мы отвлекаемся от себя, неинтересных себе.

Боишься драконов, не читай фантастику. Читай GQ — и ты всегда будешь знать, какую машину тебе купить следующей. Думаю, именно любовь к драконам и сохранила во мне  способность мечтать не только о следующей машине. А скорость Ferrari, как вы знаете, не позволила мне даже толком оглядеться в мире гламура. Я въехала и выехала из него настолько быстро, что сама себе не успела ответить на вопрос: почему сегодня, когда я могу продюсировать «Партийную зону» XXI века, мне эта зона оказалась совсем не нужна?

Мне никогда не было интересно то, что в моей жизни уже было, мне гораздо интереснее то, что в ней должно быть. Слухи, ложные репутации и свято сбереженные сплетни меня не волнуют, я слишком много их слышала о себе. Я не претендую на членство в российской академии интеллигентов, там дела обстоят еще хуже, чем с политиками. Смены элит ждать не приходится.

Поспорю с тезисом Андрея Максимова о том, что «гламурные ценности в нашей стране победили ценности интеллигенции». Интеллигенция у нас огламурилась уже давно.  Лучшую ее часть всегда можно встретить на завтраке в «Пушкине». И в этом нет никакого противоречия. Интеллигентные люди тоже любят роскошь. Проблема в другом: то, что интеллигенция считает истинным, не соответствует тому, как она сама живет.

«Грехи других судить вы так усердно рветесь, начните со своих и до чужих не доберетесь» (У. Шекспир). Эта истина не пользуется большим спросом — она возвращает нас к себе и своей личной ответственности за жизнь вокруг. Газета «Культура» погибает не потому, что олигархи бездуховны и тратятся на футбол, а потому, что они считают более важным вкладывать в «Стрелку», которая, возможно, воспитает новое поколение созидателей.

Это поколение должна была родить интеллигенция, но она так и осталась бесплодной. И уже, видимо, ничего и не родит. Поэтому я не буду никого ждать. Я буду жить свою жизнь. Вне гламура и сросшейся с ним интеллигенции.