Вышедшие из ингушского леса
Есть на Кавказе такой расхожий штамп «менты загнали парня в лес», в смысле третировали мирного человека до тех пор, пока он от отчаяния не подался в боевики. Справедливости ради надо признать, что такие утверждения зачастую не лишены оснований. Но есть и противоположая тенденция: на сайте МВД Ингушетии появилось сообщение, что за последнее время «из леса» вышли 12 человек. Боевики и их пособники явились в правоохранительные структуры, написали явку с повинной и вернулись к мирной жизни.
В Ингушетии организацией этого ручейка в обратном направлении занимается республиканский Совет безопасности, делегация Совбеза недавно даже ездила в соседний Дагестан перенимать опыт, где уже несколько месяцев действует комиссия по адаптации боевиков к мирной жизни.
Об уходах «в лес» наш брат журналист пишет подробно, в деталях разбирая злоключения человека, приведшие его в подполье, о выходах «из леса» обычно бывает несколько сухих строчек в официальных отчетах. Ни имен, ни фамилий, никаких подробностей, соответственно почти никто в эти победные реляции не верит. «Известия» отправили на Северный Кавказ корреспондента выяснять о том, кто же в действительности выходит «из леса» и кто выводит «из леса».
Совбез Ингушетии возглавляет Ахмед Котиев, полковник, в прошлом руководил в республике райотделом милиции, а начинал карьеру замполитом зоны в Печоре, худой, флегматичный, неразговорчивый. Мы два дня за ним охотились (он то в отъезде, то на совещании), пока не отловили его в малюсеньком кабинетике, слишком скромном для главы Совбеза.
Котиев классический мент, на журналистов смотрит недоверчиво, но подвохов в вопросах не находит и нехотя начинает объяснять. «Мы действуем на основании закона, есть статьи по которым уголовное преследование останавливается в случае добровольного отказа от продолжения преступной деятельности», — Котиев достает из стола книжечку и бубнящим голосом сельского пономаря начинает зачитывать: статьи 222, 223, 208, 205, 206...
Если объяснять на пальцах, то в случае добровольной сдачи оружия или если человек по своей воле вышел из незаконных вооруженных формирований, то его можно не сажать, но это в том случае, если на нем нет ничего более серьезного. А если, скажем, на нем висит «посягательство на жизнь сотрудника милиции» (обстрелы блокпостов или зданий силовых структур в этом регионе давно обыденность), то без срока, хотя бы условного, не обойтись.
«Выход из леса» не любит пиара, одни опасаются мести оставшихся в лесу боевиков, другие боятся милиционеров и их родственников (в Ингушетии не редкость, когда людей, имеющих отношение к подполью, уничтожают без суда и следствия). Факты из Ахмеда Котиева приходится вытаскивать буквально клещами, он нехотя откладывает кодекс, берет с полки папку и сухим протокольным языком начинает перечислять:
«Руслан Картоев, село Экажево, хранение огнестрельного оружия, в розыске находился с 2007-го, скрылся после того, как у него в доме был обнаружен автомат, ствол «пробили» по гильзотеке, в зарегистрированных преступлениях он не значится, по оперативным данным, все это время Картоев скрывался у родственников. Неделю назад явился, написал явку с повинной, иных преступлений не выявлено, находится под подпиской о невыезде».
Полковник переворачивает страницу и также монотонно продолжает: «Магомед Богатырев... хранение оружия... иных преступлений не выявлено...»
Вроде бы и тема «жареная», боевики, автоматы, тайные переговоры с родственниками, гарантии безопасности, но Ахмед Котиев ухитряется рассказывать об этом так, что глаза слипаются, а рот раздирает зевота. На самом деле его бубнящий голос камуфлирует интригу, на которой можно выстроить целый приключенческий роман. 
Тот же Богатырев, сдавшийся под гарантии республиканского Совбеза и лично президента Юнус-Бека Евкурова, связан родственными узами с уже убитыми боевиками братьями Гардановыми. В тайнике в пластиковой бочке он хранил оружие покойных Гардановых, про бочку знали, но где она — нет. И наконец настал час, парень отрыл стволы, они были закопаны прямо в его дворе и занес в дом.
Уже через час к нему приехали с обыском. Он написал явку с повинной, его допросили и отпустили, как и было обещано, а на следующий день его арестовал республиканский следственный комитет, заявивший, что явка с повинной имела отношение только к оружию, а они еще возбуждают против него дело по 208-й статье (членство в НВФ). В СКП к теме «вывода из леса» интереса не было, другое ведомство, местным властям не подчиняется, у них отчетность, столько то возбуждено, столько то доведено до суда...
Тогда именно Котиев начал бороться с республиканским СКП и добился освобождения Богатырева. Тогда глава Совбеза забыл про свой монотонный голос и отчаянно ругался: «Мы же слово дали, сегодня нарушим, завтра «лесные» будут знать, что сдаваться смысла нет, сегодня на тех, кто может сдаться, еще нет крови, а завтра будет, они там про сегодняшнюю отчетность думают, а я — будут завтра убивать или нет».
Полковник закончил листать бумаги и меланхолично выслушал просьбу помочь со встречей с кем-либо из его подопечных. Потом он долго и заунывно объяснял, что никому приказать общаться с журналистами они не могут, долго куда-то звонил и, наконец, сказал, что завтра мы можем приехать в Слепцовск: «Там начальник милиции Ахмед Зейтов, может, он что-то для вас и сделает». По лицу полковника Котиева читалось: «Ну почему эти приехавшие из Москвы не могут просто послушать меня и уехать, зачем они хотят все пощупать своими руками, зачем создают столько сложностей».
Ахмед Зейтов оказался полной противоположностью главы Совбеза, плотный, громкий, напористый, с большой «ваххабитской» бородой, странно выглядевшей в сочетании с погонами. Он представил нам молодого парня Акромана Хашиева и деликатно вышел, оставив нас в своем кабинете общаться без посторонних.
Этой встречи я добивался, чтобы понять, почему люди уходят в подполье и почему выходят.
Изменил судьбу
Акроман из небогатой, но не нищей семьи, у него пять братьев и сестра. Девушка единственная в семье получила высшее образование по профессии филолог, специализация — русский язык и литература (а что толку окончить институт — окончила и вот уже четыре года не может найти работу). У Акромана только средняя школа, но речь правильная, интеллигентная, по-русски говорит без акцента. Подтянутый, держится спокойно, даже уверенно, но без дерзости и вызова. В глаза мне не смотрит, но это не от смущения, похожая манера бывает у блатных, мол, чего на фраера-то пялиться.
Если говорить протокольным стилем, он осужден на 2 года условно за членство в незаконных вооруженных формированиях. Статья нетяжелая.
Мы проговорили полтора часа. Акроман ничего не скрывал, но выдавал все мизерными частями. Видимо, как когда-то на следствии, осьмушка правды, четверть правды, полуправда…
— В чем членство-то твое заключалось?
— Да я извозом занимался, в прошлом году двух парней подвез, а они в какой-то перестрелке участвовали, после одного из них взяли живым, он дал показания, кто их подвозил, ну, в общем, так я и стал боевиком.
Видно, что не врет, и видно, что все не совсем так просто.
В Ингушетии структура подполья во многом опирается на родственные связи. Если один брат оказался «в лесу», то высоки шансы, что в след за ним окажутся и остальные. Трое братьев Акромана уже убиты в ходе всевозможных спецопераций, Муслим еще в 2008-м, на следующий год убили Ису, в этом году в Чечне был убит Муса. Еще один брат Мустафа в розыске, «в лес» он подался два года назад.
Их отец видел, что теряет сына за сыном, ему хотелось спасти жизнь Мустафе. Акроману было поручено отыскать брата и уговорить его вернуться, если надо отсидеть сколько-то и остаться в живых. Мустафа не был рядовым членом подполья, на сайтах боевиков стали появляться видеоролики, где он призывал молодежь примыкать к джихаду, и тем не менее бывший глава республиканского МВД Руслан Мериев убеждал отца, «приводи сына, живьем не съедим».
«Я стал искать тех, кто мог знать, где Мустафа находится», — вспоминает Акроман. Если перевести это на особый эмвэдэшный жаргон, получится: «он устанавливал связи с активными членами подполья». Как на самом деле — зависит от точки зрения.
Те, кого он подвез, и были людьми, которых он просил устроить ему встречу с Мустафой, и в его машине они были неслучайными незнакомцами, так что можно взглянуть на ситуацию иначе — «активно содействовал преступной деятельности лиц, принадлежность которых к бандформированиям была ему известна, выполнял в группировке функции шофера». 
После перестрелки Акроман уехал в Москву, работал там электромонтером в строительной фирме (скрылся, осознавая, что его глубокие связи с подпольем уже известны правоохранительным органам). Его объявили в розыск. С этого момента его судьба зависела от того, увидят в нем боевика, такого же как братья, или жертву обстоятельств.
Юнус-Бек Евкуров передал отцу Акромана через главу Совбеза, что он лично гарантирует его сыну, что в случае явки с повинной тот останется на свободе. Евкуров не мать Тереза, видимо, были у него основания думать, что крови на руках Акромана действительно нет.
Дальше было дело техники. Акромана буквально за руку отвели в УФСБ, там допросили, местный следователь Мурад Бахарчиев твердо сказал русским прикомандированным коллегам, что «закрывать» парня нельзя. Акроман исправно являлся на все допросы, а четыре месяца назад получил компромиссные 2 условно (и отчетности хорошо, дело доведено до суда, и обещание не сажать сдержали).
Теперь он подрабатывает с отцом на стройках, сетует, что мог бы найти за пределами республики работу получше, но ему запрещено выезжать отсюда в течение года, иронично вспоминает, как ему обещали помочь с работой, но пока...
Власть он не особенно любит. Но он живой, здоровый, на свободе, и считает, что это логично, ведь он ни в чем не виноват, но у силовиков-то своя логика. На самом деле для него все закончилось настолько хорошо, насколько это вообще в такой ситуации возможно.
Ручной режим
Процесс вывода боевиков «из леса» требует «управления в ручном режиме». В Ингушетии это означает, что все вопросы в этой сфере решает лично Евкуров.
Еще когда он только был назначен президентом Ингушетии, я попросил его бывших армейских сослуживцев дать ему характеристику и услышал в ответ: «Типичный комбат-батяня, ну и солдафон тоже, конечно».
Евкуров вообще из того типа, который не доверяет автоматике, все надо делать самому. Когда-то молодым офицером он ходил проверять, не спят ли бойцы на постах. Теперь он вполне способен ночью без охраны (этаким Гарун Аль-Рашидом) ездить по городу, смотреть, все ли в порядке, если что, то вылезает — и пошел «ручной режим».
Однажды он застал сценку: милиционеры поймали мертвецки пьяного водителя, а прохожие поносили их на чем свет стоит, мол, парень ничего такого не натворил, чтоб его лишать прав. Евкуров вышел из машины и принял «соломоново решение»: милиционеры- молодцы поймали — пока не натворил, в милицию его вести не надо, его надо загрузить на заднее сиденье и отвезти к главе тейпа — пусть тот полюбуется на пьяницу и сам с ним разберется. В общем, любит Евкуров разрешать все вопросы лично.
Раз в неделю он собирает родственников боевиков и начинает то ли разговор по душам, то ли выволочку:
— Вот ваш в бегах, ну пусть сдастся, срок у него будет небольшой, но ведь он жив останется.
— Кстати, о сроках, прекратите давить на судей, вы добились только того, что ребят везут судить за пределы республики. Последний раз 12 нашим боевикам в Пятигорске дали в сумме 240 лет, я не говорю, что они не виноваты, но не настолько же. А если бы вы местных судей не запугивали, их бы здесь судили, уверяю, меньше бы дали.
— Родители сдавшегося Богатырева здесь? Ну что такое, ваш парень написал, что вырыл оружие с целью отнести его в милицию, он поумнее ничего придумать не мог? Мы ведь и так знаем, зачем он его достал. Он вырыл, через час у вас уже обыск был, делайте вывод, сколько мы знаем. А с такими показаниями как потом кого-то убеждать, что он раскаялся, осознал...
Уже после «воспитательной» беседы с родственниками Евкуров приглашает к себе журналистов на разговор про боевиков.
— Тот же Богатырев, на него оперативной информации столько... но важнее такого Богатырева вернуть к нормальной жизни, а не сгноить в лагерях, поэтому оставили только запротоколированное, задокументированное хранение оружия, остальное дожимать не стали.
— Нас вот ругают все время, что милиция у нас людей похищает, убивает без суда и следствия, и такое, может, бывает, но там, где можно, мы стараемся малой кровью обойтись. Тут братья Хешагульговы, Микаил и Сулейман, подозревались в причастности к владикавказскому взрыву, скрывались, находились в розыске. Ко мне наши силовики приходят и говорят — знаем, где они, село, дом, давайте проводить спецоперацию, я говорю им — подождите хоть неделю, может, через родителей уговорим их сдаться. И уговорили, сейчас они под стражей, их теоретически, может, еще суд оправдает, а так бы они уже в могиле были.
— Был тут у нас в Сунженском районе боевик Ахмед Оздоев. Уговорили выйти «из леса», оставили на свободе под подпиской, а на днях узнаю, что его вместе с братом в Чечне во время спецоперации убили. Он дурак оказывается, назад ушел, да еще и брата с собой утащил, на которого у нас вообще ничего не было. Такое обиднее всего.
— Всякое у людей в жизни бывает, кто-то автомат прячет, а кто-то милиционера убил. Но и это не всегда значит, что такой человек — законченный негодяй, милиционеры ведь тоже разные... Были тут у нас орлы-пэпээсники, напялили маски, поймали парня и давай из него деньги вымогать, мол, есть у них информация, что его двоюродная сестра готовится к самоподрыву, а он вроде как куратор ее. И главное — мерзавцы представлялись моей службой безопасности.
Продолжение следует.
