Человек огня

Он погиб 20 марта. Громкая история - приехал тушить пожар в свой выходной. Горел бизнес-центр на севере города, Чернышев лично вывел на улицу группу людей, затем вернулся в огонь. По рации сообщил, что заканчивается кислород в дыхательном аппарате. А потом обрушилась кровля.

Я узнал об этой гибели из интернета. На фотографии было отчаянное лицо. Черные усы, взволнованный взгляд, каска. Человек смотрел и, казалось, не видел. Это лицо, сильно бледное, словно бы отражало порыв пожара, и само было, как клок пламени, только белого.

Мелькнуло несколько коротких сюжетов в прессе, и Чернышев навсегда остался со своими родными. К нему домой я пришел через несколько месяцев после его гибели.

Он жил на Дмитровском шоссе. В панельном доме. В той же двухкомнатной квартире, скромно обставленной, продолжают жить вдова и сын.

В тесной прихожей стоит красный огнетушитель. "Женя поставил, - ловит мой взгляд вдова. - Он говорил: обязательно баллон должен быть в каждом доме". Она общается со мной рублеными фразами, что добавляет им трагизма. Ее зовут Марина. Светлоглазая, по щекам румянец. "Румянец горя", - перевожу для себя этот пламенный оттенок. Она приветливо растягивает губы, но в глазах влажный острый блеск.

Марина проводит меня в гостиную - одновременно комнату супругов. Шкафчик, диван, по стенам развешаны мечи и сабли. В углу простой спортивный тренажер - подтягиваться. Женщина разливает чай и приносит бутерброды. Все вроде бы уютно, но меня с порога не оставляет ощущение какой-то сумбурности жилища, поспешной упрощенности. Временное пристанище кочевников. Развешанное оружие почему-то только усиливает это впечатление.

За стеклами шкафа несколько фотографий. Всюду Чернышев. Марина рассказывает. Она с Евгением из одной школы, из одного класса. Учились вместе каждый день, еще не подозревая, что эти "каждый день" продолжатся в семейной жизни. Женя был добрый и "игровой". Чудиком называли. Порывистый и горячий. Самоуверенный. Не жил, а играл. Над ним смеялись, но он все равно был добрым и играл. Однажды еще совсем мальчишкой убирался в классе, заперся и громко пел - так, что было слышно на весь коридор. Дверь тряс директор, но Женя этого не замечал, увлеченный песней и уборкой. Интересно, что он пел? Марина, конечно, не знает. Может быть, задорную пионерскую: "На медведя я, друзья, выйду без испуга..."? В старших классах Марина и Женя стали перемигиваться, поглядывать друг на друга. Но не более, тогдашние подростки были стыдливы. Летом девятый класс отправили в Краснодарский край. Все вместе собирали под Геленджиком яблоки и прочие плоды. "Марин, а Чернышев-то на тебя глаз положил", - сообщила подружка. Положенный глаз был принят к сведению.

В 1980 году класс выпускался. Ребята обсуждали между собой: кто на кого будет учиться. Каждый старался выбрать ту профессию, которая будет хорошо кормить. Товаровед, например. Один хилый мальчик грезил недосягаемой космонавтикой (пошел учиться на повара). Как правило, стремились получить профессию прибыльную и престижную: врач, юрист, инженер. Семнадцатилетний Женя заявил: "Я буду пожарным". Все заржали: "Ты чего?" Может, у него отец пожарный? Родственник какой пожарный? Нет. Мать - пожарный диспетчер? Нет. Никаких связей и знакомств в системе борьбы с огнем. Почему пожарный? Женя ответил сквозь смех одноклассников, сам посмеиваясь, но так странно, что Марина помнит до сих пор: "Это же весело, брезент надеть и в луже сидеть, а люди мимо тебя проходят".

Получается, выделиться он хотел?

От того признания до посмертного звания Героя России оставалось ровно тридцать лет.

Почему Чернышев избрал делом своей жизни пожаротушение, почему был смел беспредельно? Может быть, в детстве впечатлили стихи Маршака о неизвестном герое со значком ГТО, спасшем девочку из пламени?

Из слов Марины понятно: работа пожарного была ему в удовольствие. После школы Чернышев уехал в Ленинград, в пожарное техучилище. Отучившись, вернулся. В Москве ему дали объект, закрытое предприятие. Он не захотел сидеть там инспектором, вырвался раньше срока. "Искал практики", - просто поясняет Марина. То есть в огонь рвался.

Как завязался их роман? Марина стала странно часто пересекаться с Женей на улице. Едет в автобусе, рядом сосед, она идет в магазин - и он там. Выходные не обходились без пересечений. Какая чудесная робость! И что еще? Маниакальное упрямство, настойчивость... Взрослый уже парень стеснялся, но ходил кругами, следил, вставал на пути. Встречая его все чаще, Марина поняла: неравнодушен. Стали разговаривать, прогулялись, поели мороженое.

И дальше он начал ее завоевывать с романтическим размахом. Цветы, музеи, выставки. Достал билеты на кинофестиваль. Всю ночь стоял в очереди, в драке побывал... Однажды Марина вышла из подъезда, а навстречу ей двинулся, покачиваясь, букет. Бабушки повскакивали с лавочек. Девушка покраснела. Кавалер купил море роз на все деньги. Как в песне Пугачевой. Марина не знала, куда девать цветы. Ставила в тазы, в вазы, в банки, загромоздила весь пол.

В 89-м расписались, в 90-м родился сын Данила.

Десять лет они прожили при пожарной части, пока живы были его родители. Отец работал в "Мосстрое". От отца, говорит Марина, у Жени - веселая открытость. Мать работала в институте холода, сама была похолодней, от нее - смекалка. "Женя ведь четкого склада. Говорил: дай мне окошко, я из любого пожара выйду".

- Десять лет вы жили при пожарной части?

- Да, в пожарке.

- Трудно, наверное, было?

- Не без этого.

Пожарка - боевой штаб. Два этажа - рабочие, третий - жилой. Сирены, брань, топот, грохот. Постоянная тревога, напряженность, нервы. Пожарные машины, включив сирены, вырываются за ворота, или бойцы возвращаются с пожаров в копоти и мыле. Но Жене там нравилось. Он купался в шуме. Марина терпела и принимала такую жизнь. "Жена военного - это профессия", - говорит она негромко.

Квартира, где мы разговариваем, досталась от Жениных родителей. Впрочем, здесь тоже все время было шумно: то звонил телефон, то трещала рация. Марина работала в авиационном предприятии. Перестали платить зарплату, ушла и полностью сосредоточилась на доме и сыне.

Чернышев рос на глазах жены: получил два образования, становился старше по званию: от лейтенанта до полковника. Но для нее оставался прежним - самоуверенным и радостным мальчиком из класса. Было трудно, со временем стали жить лучше. Марина говорит, что муж никогда не думал о деньгах, и я почему-то ей сразу верю. Они даже никогда не отдыхали в дальней загранице. Под Москвой, у тетки под Тулой, в Нижнем Новгороде, на Кавказе, в Крыму. Почему? Денег не было? Были. Патриотизм такой? Да ну. Может быть, он не хотел далеко уезжать от работы, догадываюсь наконец. Марина ничего не отвечает. На колени мне прыгает серая худая кошка и ластится.

- Три их у нас. Все от Жени, - вдова показывает под стол, где, переплетясь, дремлют две белые.

Белые - сестры, принесенные Чернышевым с улицы. Пожалел зимой в сумерках возле дома вопящих, тонущих в снегу и принес. А серую и ласковую он достал на пожаре из мусорного бака. Горела квартира, котенок пищал в пакете.

- Он любил и не боялся зверей.

Говорю:

- А ведь пожар, как зверь.

- Да! У пожарных про огонь, как про зверя, говорят: завалить. Пожарные, как охотники. "Завалил?" - спрашивает. - "Завалил". Женя не боялся зверей, - повторяет она, и достает из шкафа альбом.

На фотографиях ее муж улыбается широко. Обнимает пантеру. Сжал медведя. Улыбается и словно не видит ничего.

В комнату заходит короткостриженый юноша. Очень спокойный. Это сын Данила. Данила учится в МГУ на первом курсе, факультет госуправления.

- Папа был строгий?

- Нет, очень добрый. Он мне все позволял. Одно требовал - чтобы о спорте не забывал. Он спорт любил. Раньше просто отжимался, на голове стоял - для выносливости, потом купил тренажер.

- Еще один купил на работу, - перебивает мать, - для себя и товарищей.

- Что он важное тушил? - обращаюсь к обоим. - О чем рассказывал?

Выясняется, что о деяниях Евгения Чернышева гораздо лучше осведомлен его сын.

- Несколько сотен пожаров за жизнь! В день, если рассчитать, получается по три пожара, - и без запинки Данила перечисляет главные. - Белый дом, когда еще стреляли, Останкинская башня, "Норд-Ост", шинный завод, Капотня, общежитие Института дружбы народов, главное здание МГУ... Что он мне рассказывал? На Чагинской подстанции горели трансформаторы. Огонек слабый, синий, а напряжение в десять тысяч вольт. Говорил: заливаю пеной и понимаю, что в любую секунду могу сгореть, как спичка. Еще рассказывал: завод горел. Ползу по вентиляции. Вылезаю. Нашел опору. Шаг сделал и провалился в прогар. Лечу, лечу... Где земля? Долго летел и рухнул. Встал. Живой? Живой. Такой рассказ.

- Сильно снято, - показываю на фотографию за стеклом шкафа.

- Это почтовая марка в Сомали, - откликается Марина. - Женю даже не предупредили. Сомалийцы взяли фото и сделали у себя маркой. Видимо, для них это собирательный образ пожарного.

- Очень он бледный здесь.

- А они там, в Сомали, черные, - Данила слегка кривится. - Для них - экзотика...

Юноша выходит из комнаты спокойно и мягко, но в его чуть сгорбленной спине мне видится тайный надлом.

За Данилой устремляется серая кошка.

- Женя меня щадил, разговоров особых не вел. С сыном больше делился, - говорит Марина. - Разок видео мне показал. Пожар был на Сетуньском проезде. И он с 25-го на 24-й этаж человека перетаскивает. Он отдал ему свой карабин со страховочным тросом. Отцепил трос от себя, качается на штурмовке, лестнице двухметровой, одной рукой мужика держит, а левая рука и левая нога откинуты, улыбается, летит, как птица, и поет: "Широка страна моя родная!"

Я вижу: она не боится, что сыну передастся безрассудство отца. Оно неповторимо, единично. Марина говорит, что Женя постоянно жертвовал здоровьем. При пожаре в торговом комплексе "Алые паруса" выносил женщину и отдал ей свою кислородную маску. Наглотался дыма. Три дня пил персиковый сок.

Однажды муж и жена собрались в кино, катили в трамвае и вдруг увидели дым в окне дома. Чернышев, как в стихотворении Маршака, остановил трамвай и помчался на пожар. В другой раз они ехали к тетке, была лютая зима, и уже недалеко от вокзала опять-таки увидели пожар. Евгений схватил чемоданы и побежал. Марина за ним. Он прорвался за оцепление, бросил ношу, раздел первого попавшегося бойца, обрядился в его амуницию и ринулся тушить. Жена ждала и мерзла. Вернулись домой - оба оледеневшие. Час отмокали.

Марина показывает мне книги мужа, которые стопкой лежат на тумбе возле дивана, как лежали при его жизни. И от этих книг тоже ощущение кочевья - лежат под рукой на привале. "Пожарная тактика", пожелтевшая книга 1955 года. Чернышев ее хвалил за то, что все четко и по делу. Джек Лондон, рассказы. "Кошка: язык телодвижений". Это Маринин подарок мужу на день рождения. Чтобы лучше понимал своих любимцев.

У меня появляется ощущение, что энергичная святость Евгения живет в его жене в одомашненном, мягком варианте. Мужья обычно передают женам настрой. И теперь эта женщина видит мир вокруг, как сквозь дым. Марина верит в мистику и находит, что жизнь - прекрасная тайна и главное - бессмертные души. Вручая Звезду Героя, президент Медведев спросил ее: "Вам что-нибудь нужно?" Она ответила: "Главное для человека - духовный рост".

Марина говорит мне про Бога в душе и про то, что муж был церковным. Он ходил в Свято-Данилов монастырь и в специальную часовню для пожарных "Неопалимая купина". Утро начинал с молитвы. Помолился - и на тренажер. Все посты соблюдал. Иногда, правда, молочное ел. Она подкалывала: "Что ж это ты?" Он улыбался: "Мне поблажки разрешены, я - путешествующий, в походе".

Он улыбался все время. Приходил домой с закопченными ушами, грязный, почерневший. В синяках. В ожогах. Но улыбался. Как-то во время пожара был взрыв, и его отбросило волной. Больничный не брал.

Спрашиваю: "Пил?" Почти не пил. Редко - бывало, по праздникам - сядут с друзьями, опрокинут по стопке и поют. Последнее время - больше казачьи песни. "Любо, братцы, любо", "Не для меня", "Черный ворон", "Когда мы были на войне"... Ругался он дома? Мог сорваться? Никогда, говорит Марина. Если очень уставал, то замолкал. Придет домой и молчит. Поспит как мертвый - и уже веселый. Но никогда не бывал грубым. И никогда не осуждал никого. Ни разу ни о ком не сказал плохо.

Я слушаю ее и не могу поверить в столь гладкий образ праведника. Даже праведник всегда что-то преодолевает. Что преодолевал этот человек? Ту детскую робость, что запрятана в глубине распахнутых глаз?

Евгений Чернышев успел проститься с семьей при обстоятельствах, напомнивших Марине юность. Их отношения начались с музеев и выставок и закончились музеем и выставкой. Двадцатого марта, в субботу, у Жени был выходной. Он позвал Марину и Данилу с его подружкой в Пушкинский музей на выставку Пикассо. На выставках Чернышевы не бывали давно. Посмотрели картины, посидели в кафе. Данила с девочкой упорхнули, муж и жена поехали домой. Светило солнце, проехали совсем немного, возле Манежа в машине затрещала рация и объявила пожар: улица Хуторская, второе предупреждение, третье предупреждение. Это значит: не очень сильный пожар. "Я туда", - сказал Женя. Ведь, узнав о пожаре, он уже не мог остановиться, сразу делался другим человеком. Марина ему перечить давно перестала. Очевидно, с тех еще школьных времен, когда он сквозь общий смех признался: "Это же весело - брезент надеть и в луже сидеть, а люди мимо тебя проходят". И одна она не смеялась - что-то кольнуло сердце.

В этот раз, спустя тридцать лет, никакое предчувствие ее не потревожило. Привыкла: все будет хорошо, ведь от мужа всегда исходила наступательная уверенность. Евгений высадил жену у Савеловского вокзала, она поехала на метро домой, он дальше - на Хуторскую. Она позвонила ему через час: абонент недоступен. Вскоре ей позвонила сестра: Женя погиб, по телевизору сказали.

Марина не поверила.

Недавно на кладбище около могилы она обнаружила незнакомую женщину. Та плакала и молилась. "Вы кто ему?" - спросила Марина. По законам драматургии тут-то и должно было открыться нечто. Но нет, образ Чернышева выглядит идеально и здесь. Плачущая ответила: "Он спас мою дочку, пять лет назад вынес из огня на руках". Женщины обнялись...

"Вот такой он был, - заключает вдова. - Что вы так смотрите недоверчиво? Не верите мне? Нет, я вижу, что не верите. А почему? Мало таких или что?"

Мне очень жалко, что Евгения Чернышева больше нет и я не могу с ним познакомиться.