Тоталитаризм - это борьба | Статьи

Уже не первый век - по меньшей мере с эпохи Возрождения - высшей ценностью признана свобода. "Тому в истории мы тьму примеров слышим". Достаточно напомнить: Карл Генрихович Маркс (с недавних пор названный едва ли не главным проповедником принуждения) предлагал измерять благосостояние человека свободным (!) временем, остающимся у него по удовлетворении всех безотлагательных личных и общественных потребностей.

Соответственно, эталоном пренебрежения природой и нуждами человека уже давно положено считать тоталитаризм - желание государства контролировать все стороны жизни каждого человека. Да и подобное же стремление общества, не опирающееся на государственную мощь, нынче столь же предосудительно. Так, в числе главных претензий к религиям (и в крайних - сектантских - формах, и в традиционном - умеренном вследствие немалого исторического опыта - виде) называют их желание предписывать каждому адепту многие особенности форм поведения - вроде иудейской кипы, исламского хиджаба или христианского крестного знамения (а уж вековые российские распри вокруг дву- и троеперстия и подавно рекламируются как образцы мракобесия).

Между тем на протяжении большей части человеческой истории общество налагает на каждого своего члена несметное множество ограничений. И почти каждый член общества подчиняется этим ограничениям даже в тех случаях, когда может нарушить многие из них. Потому что (как сформулировал еще Аристотель Никомахович Стагирский) человек - животное общественное.

Эту формулу следует понимать не только как указание на необходимость постоянного общения с себе подобными. Хотя она также несомненно важна. Прототип литературного Робинзона Крузо - реальный матрос Александр Селкирк - за четыре года пребывания на необитаемом острове практически разучился говорить и на подобравшем его корабле оказался вынужден постигать это нелегкое искусство заново, едва ли не с нуля.

Но необитаемые острова в нашей жизни случаются редко. Несравненно важнее повседневная работа. Она с незапамятных времен подчинена одному из основных принципов экономики: чем глубже разделение труда, тем выше его производительность. Поэтому каждому из нас выгоднее жить в обществе: сосредоточившись на своей узкой специальности, получаешь от других - также сосредоточенных на своем - куда больше, нежели смог бы сделать в одиночку, в режиме полного автономного самообеспечения.

Но чем глубже разделение труда, тем сложнее механизмы, обеспечивающие взаимодействие между хозяйствующими субъектами. Соответственно, сложнее поддерживать работоспособность этих механизмов. Классический базар со всей его пестротой, дошедшей до нас едва ли не от времен межплеменных встреч ради обмена мяса на зерно, прост и очевиден по сравнению с переговорами средневековых цехов, поставляющих друг другу инструменты. А те в свою очередь неизмеримо проще подготовки нынешних контрактов.

Вдобавок сама структура экономики стала хоть немного понятна лишь в последние пару веков. До того приходилось лишь гадать, какие именно особенности поведения каждого из нас могут сказаться на общем благополучии. Еще в конце XVII века добропорядочные жители городка Салем в британской колонии Массачусетс на западном побережье Атлантики искренне веровали в способность вызывать заболевания и непогоду колдовскими манипуляциями: печально памятная охота на ведьм убила в 1692-1693 годах пару десятков человек и сломала еще многие десятки судеб. Религиозная регламентация поведения, ныне именуемая тоталитарной, тысячелетиями представлялась единственным надежным способом обеспечить стабильность общества и тем самым поддержать возможность взаимодействия звеньев разделенного труда.

Чем производительнее труд - тем больше накапливается излишков по сравнению с потребностями жизнеобеспечения, тем меньше внимания можно уделять общей эффективности. По мере развития общества его нравы становятся свободнее. Первой ощущает эту свободу верхушка, где скапливается преобладающая масса жизненных благ. Возмущение рядовых граждан расточительностью и развратом правителей и богачей - постоянный лейтмотив едва ли не всей известной нам истории. Но со временем и вся народная масса обретает достаточно, чтобы не слишком беспокоиться о каждой дисциплинарной мелочи. Даже самое скромное по нынешним западноевропейским меркам поведение представляется недопустимо вольным и непристойным любому привыкшему к африканскому или арабскому уровню достатка с соответствующим уровнем жесткости унификации поведения. А западноевропеец, в свою очередь, считает такую унификацию варварски тоталитарной.

Впрочем, там, где дело касается личных интересов, даже самые благополучные граждане склонны к унификации. Попробуйте нарушить правила на немецком автобане - посты полиции на десятки километров вперед будут подняты звонками из соседних автомобилей: ведь вы поставили под угрозу не только свою жизнь. Попробуйте засеять лужайку перед собственным домом в американском пригороде иным сортом травы, нежели у всех соседей, - в лучшем случае каждый из них подскажет вам, где купить нужные семена: ведь вы не только угрожаете их домам пылью, способной подняться с плохо задернованной земли, но и портите вид из их окон, а тем самым снижаете рыночную цену зданий и поэтому усложняете условия погашения ипотечных кредитов.

Чем сложнее стоящие перед обществом задачи, чем больше требуемая для их решения доля доступных в данный момент ресурсов - тем строже регламентация всех сторон жизни. В дни наивысшего напряжения общество подобно спортсмену, готовящемуся к ответственным соревнованиям. Жесткая диета. Четко дозированная нагрузка. Некоторыми мускулами приходится вовсе жертвовать: для решения поставленной задачи они не нужны - пусть и не развиваются, не оттягивают на себя кровь и питательные вещества. Незнакомому со спортом - и даже болельщику, не имеющему личного опыта высоких нагрузок, - такое поведение кажется тоталитарным. А уж любой тренер при взгляде с комфортного дивана и подавно заслуживает по меньшей мере Гаагского трибунала: вспомним хотя бы любимые журналистами легенды о свирепости нрава Станислава Алексеевича Жука - и слезы благодарности фигуристов, завоевавших под его руководством десятки золотых медалей. Да и солдаты, поминающие злого как черт сержанта, не всегда достаточно знакомы с военным делом, чтобы подсчитать, сколько раз его строгость спасала им жизнь.

Стрельбе учится и охотник, и киллер. Качают мускулы на тренажерах и бодибилдеры, и уличные грабители. Но сам по себе факт повышенного внимания к собственным возможностям - ни в коей мере не криминал. Даже если мы наблюдаем в какой-то стране все признаки тоталитаризма, трудолюбиво собранные Ханной Паулевной Арендт, это еще ни в коей мере не доказывает преступные намерения государственного руководства. Так же как сходная острота зубов и мощь челюстей не стирают различие, отмеченное Александром Исаевичем Солженицыным: "Волкодав - прав, людоед - нет!"

Тоталитаризм - форма существования общества. Не всегда лучшая. Но порою жизненно необходимая. Не будем путать форму с содержанием.