Марис великолепный: взлет и падение
Он ушел в 52 года, почти как Рудольф Нуреев. С тем лишь различием, что обреченный Нуреев до последних дней спасался творчеством - танцевал, ставил, дирижировал. Лиепа же в расцвете жизненных сил остался не у дел. "Марис просто сгорел, - сказал один из его друзей, - внутри него клокотал вулкан, и, не найдя выхода, раскаленная лава поглотила его самого".
28 марта 1982 года огненная энергия в последний раз выплеснулась на сцену Большого. Лиепа танцевал Красса в "Спартаке". Эта роль прославила его на весь мир. Она же его погубила. Собственно, всю артистическую жизнь Лиепы можно разделить на две части: до Красса и после.
Сначала честолюбивый уроженец Риги брал Москву штурмом. Под его натиском пал "Стасик" - там он проработал четыре года. Затем был Большой, чьим солистом он стал в июне 1960-го. Лиепа перетанцевал всех романтических персонажей, прежде чем судьба подарила ему главную роль. У судьбы было имя и должность - главный балетмейстер БТ Юрий Григорович. В главном советском театре он поставил антисоветский спектакль. По крайней мере, так прочел его Лиепа-Красс.
В автобиографической книге "Я хочу танцевать сто лет" он написал: "Если бы мы с Крассом сидели друг против друга... и он спросил бы совета - что делать? Я ответил бы - ты поступил правильно, мой Марк Красс! Помни одно - варвары хотят разрушить твой Рим. От всего, что было великим и знаменитым, останется голодная пустыня... Не дай Риму погибнуть! Вставай, борись!"
Цветаевские строки "Белая гвардия, путь твой высок, / Черному дулу - грудь и висок / (...) Старого мира - последний сон / Молодость - Доблесть - Вандея - Дон" еще печатались в "самиздате", а белокурый патриций со своим воинством декламировал их с первой сцены СССР. Не голосом - телом. И так убедительно, что страна, пережившая большевистский террор, ему поверила. В той схватке он одержал верх. И хотя спектакль кончался реквиемом Спартаку, Лиепа, уходящий в темноту, выглядел победителем.
Марис великолепный, Марис удачливый, Марис богатый - так по римской традиции впору было именовать его в годы триумфа. На фоне брежневской Москвы он выглядел истинным аристократом - холеный, благоухающий дорогим парфюмом, безукоризненно воспитанный, безупречно одетый. К внешнему блеску прилагались роскошная квартира в Брюсовом переулке, невиданные в столице иномарки, коллекция антиквариата, красавица жена и дети-ангелочки.
Он проиграл, когда уверовал в свою гениальность и счастливую звезду. Надменный триумфатор Красс стал его вторым "я". Во всех ролях Лиепы угадывался его лик. Однако ролей в Большом становилось все меньше и меньше. И Марис вступил в бой с Григоровичем. Как Красс в последнем походе, он пошел не в обход, а напрямик. Резкие высказывания в адрес руководства следовали одно за другим. Апофеозом стала статья в "Правде", обвиняющая главного балетмейстера в забвении балетных ценностей.
Григорович же, будучи максималистом, придерживался жесткого правила: артист хорош настолько, насколько хорош его последний спектакль. Лиепа тоже был максималистом. Он понимал, что стареет, что танцевальные кондиции уходят, и это сознание его съедало. В дневниках он продолжал описывать свои спектакли как триумфы. Но тут же вспоминал их последствия: "Я задыхаюсь, лежу ничком, давлюсь, меня чуть ли не рвет...".
Мог ли он найти себя в характерном амплуа? Актером он был неординарным. Страна, еще не избалованная телешоу, засматривалась его профессором Хиггинсом в "Галатее", элегантным Джеком Уиллером в "Четвертом" и многочисленными преображениями в бенефисе Людмилы Гурченко. Однако в Большом ничего подобного ему не предлагали.
Здесь бы оставить Марису БТ и отправиться в новую жизнь - как позже сделал его сын Андрис, рано покинувший балет и ставший успешным продюсером и режиссером. Для Андриса и его поколения мир не фокусировался на великом и ужасном Большом. Не артист для Большого, а Большой для артиста - об этой прагматичной и, по сути, единственно верной позиции Лиепа-старший даже помыслить не мог. Театр на площади Свердлова стал для него и страстью, и проклятием. Он был смертельно болен синдромом золотой клетки...
Коллеги Мариса это преодолели. Тот же Григорович уехал в Уфу, а затем в Краснодар. Создатель "Спартака" не сомневался: центр мира есть там, где есть сам Григорович. В то время как Лиепа чувствовал себя центром только в Москве, и только в Большом. На меньшее он был не согласен и заплатил непомерную цену. От некоторых откровений его дневников ком в горле: "Продолжается хандра. Дикая тишина, мучительная, изо дня в день. Бесперспективность - это, наверное, самое страшное в жизни... Вот и убиваю себя, чтобы все во мне омертвело..."
Лиепа пал в схватке с самим собой. Последние шесть лет его жизни прошли в алкогольном угаре и завершились роковым инфарктом.
Его любимый герой Марк Лициний Красс был убит в бою. До конца дней он воевал и побеждал. Словом, занимался любимым делом. Марису судьба отказала в этом счастье. Видно, по жизни он все же не был Крассом...
