Писатель Борис Екимов: "Плакать не надо. Нужно жить"

Сегодня книжки читают мало и письма пишут только электронные. Но вот живущему в Калаче-на-Дону замечательному русскому прозаику Борису Екимову, которому в среду исполнилось 70, благодарные читатели по-прежнему пишут. "Ваш рассказ "Донские щи" я прочитала и решила покулинарничать. Мои сыновья первые блюда не любят, а тут стали просить: "Мама, свари донские щи, екимовские, такие вкусные"... "Учительница прочитала нам рассказ "Фетисыч". Борис Петрович, я узнала в Фетисыче себя"... "Когда читаешь ваши рассказы, возникает доброе чувство к людям и уже не толкнешь в автобусе человека, подашь руку старику, не обидишься на резкость молодости. Пишите еще"... Накануне юбилея Борис Екимов дал интервью обозревателю "Известий" Наталье Игруновой.

вопрос: Борис Петрович, сейчас мало кто без дела по стране колесит, о том, где как живется, узнаем всё больше из телевизора и газет. А журналистов то и дело упрекают: вы, мол, по столице судите, а Москва - еще не Россия, отъедешь на сто километров - и жизнь совершенно другая.

ответ: А в провинции - и в областных центрах, и на хуторах - всегда совершенно другая жизнь. Она и должна быть другой. Да, Москва богаче, там много крутится денег, много работы. Но что ж тут завидовать или корить - одно слово: столица. Другое дело, что в Москве много возможностей для молодых. Прежде всего - получить образование. Деревенский мальчишка что видит? Хутор и околицу. Да, это хорошее воспитание - в том смысле, что он растет среди родных людей, живой природы, полей и степей, это накладывает отпечаток на душу. Но в чем-то он растет дикарем. Я всегда с радостью и печалью смотрю на детишек, когда захожу, скажем, в Третьяковскую галерею, - совсем маленькие, в школу не ходят, а их приводят в музей.

в: Это как повезет с родителями и учителями. Но зато ребенок в огромном городе точно лишен другого: как раз возможности видеть околицу, горизонт. Возвращаюсь недавно с работы. Впереди идут девочка лет пяти-шести с молоденькой мамой. Уже темно, но небо ясное, луна прямо сияет. И вдруг эта девчушка - захлебываясь от восторга: "Мам, смотри, как луна к твоей куртке подходит! Мам, и к моей шапке тоже!"

о: Вы же сами сказали, что все зависит от родителей. Если хорошие - поедет летом в деревню, увидит и небо, и росу на траве, и теленка, и почувствует себя живым человеком в живом мире, а не куклой Барби.

в: Сегодня хорошими родителями считаются те, кто детей везет не в деревню, а в Турцию или в Египет.

А сами-то вы, Борис Петрович, человек по складу сельский или городской?

о: Сельский. Хотя и родился в городе Игарке Красноярского края, но всю жизнь живу в Калаче-на-Дону, отъезжая ли ненадолго, работая ли в Волгограде. А теперь, на старости лет, я не только летнюю пору, но уже вот и зиму там прожил. Калач-на-Дону называется городом, но какой там город...

в: А сколько там сейчас жителей?

о: Народу, конечно, многовато - 30 тысяч. Лучше, когда поменее. Но я живу на тихой, спокойной улочке.

в: А чем люди занимаются? Какое-то производство, заводы остались?

о: Были заводики, небольшие, но достаточные для Калача - судостроительный, авторемонтный, потом все рухнуло. Чем люди живут? Старики - на пенсию да тем, что на огороде выросло. Молодые куда-то уезжают, ищут работу. Всё, как везде в России сейчас. Все сломано в сельском мире. И когда восстановится?.. Но, слава богу, как-никак сыты, обуты-одеты и даже лишняя одежка есть.

Я на своей шкуре испытал, что такое голод. Мальчонкой (сколько мне было, года четыре?) лезешь под колючую проволоку на госпитальную помойку, чтобы картофельных очисток набрать. Их отмывали, варили и ели. Или под какой-нибудь склад подкапываешься, чтобы макухи кусок вытащить. Или ползешь к буртам - свекла замерзла, а ее все равно не давали, приходилось красть. Придешь в школу: "Ты чё ныне принес?" - "Свеклу". - "А ты?" - "Тыкву". - "Дай покушать". И принимали все как данность. Это потом, когда Волго-Дон начали строить, в Калаче появились офицеры, открылись магазины, мы поняли, что может быть другая жизнь. Что существуют не только леденцы и подушечки, но и конфеты в бумажках. Помню, смотрим с приятелями на витрину, и я говорю: "Вырастем большие, будем зарабатывать, станем покупать шоколадный лом". На "Мишки на Севере" не рассчитывали... Разве можно нынешнее время сравнивать! Теперь все-таки на хлеб худо-бедно заработаешь, а тогда не верили, что можно хлеба наесться. Тютчев писал: "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые". Нет уж, не надо, пожили, знаем.

в: Как-то получается, что у нас ни одно поколение без этого опыта не обходится.

о: Вы помните, чем пугали в 96-м, когда победил Ельцин? Под дых били ролики по телевидению: не выберете - завтра будет очередь за хлебом и начнется война. Память - штука сильная... Слава богу, сейчас и хлеб есть, и войны нет. Что нам, в конце концов, надо? Икру с шампанским?.. (Улыбается) Нет, правда, человеку ведь хлеб нужен да вода, ну и какой-то приварок небольшой.

в: А заметили, какое теперь самое модное слово в заявлениях-обещаниях высоких политиков? "Комфортно". А в рекламе - "шикарный" и "роскошный".

о: Если в Калаче работы нет, средний заработок тысяч пять, а цены на бутылку постного масла прыгнули с 30 рублей до 140 - вот вам и шикарно, и комфортно. Многие, правда, в последние годы "купились" на возможность приобрести холодильники да телевизоры в кредит - не знаю, как только будут расплачиваться. Особенно теперь, когда кризис по всему миру. Наш народ доверчивый, мы ведь еще только вошли в капитализм.

Все мы попали в неприятные обстоятельства, приходится менять жизнь. Я, когда в 90-е годы Гайдар "забрал" нажитые мною деньги, пошел в газету и проработал в "Волгоградской правде" 15 лет, до пенсии. Кто-то был инженером, трактористом, а теперь приходится работать проводником или рельсы класть, дороги асфальтировать... Мои хорошие, ну что делать! Или брать вилы и свергать правительство - что делать никто не собирается, даже Геннадий Зюганов, - или устраивать новую жизнь. Большинство народа так и поступает. Поэтому жизнь и продолжается.

в: Опубликованная летом "Новым миром" ваша повесть "Предполагаем жить" как раз об этом - как построить новую страну, не ломая, по печальной российской традиции, народу хребет, как в очередной исторической переделке-перестройке, будь ты "бульдозер" или "винтик", сохранить совесть и живую душу. Долгое время казалось, что все то, что составляет реальную, повседневную жизнь основной массы людей, пущено почти на самотек. В последние годы, когда появились нацпроекты, что-то у вас в Калаче изменилось?

о: Прекрасно, что наконец-то власти, государство поняли: нужно как-то помочь селу, медицине, образованию. И совсем уже недавно вспомнили даже и про культуру. Потому что если не будет сытых, здоровых, образованных людей, все планы рухнут. Прежде всего - воспитание человека, а потом все остальное. Хорошо, что в школе появились какие-то деньги. Но все-таки гранты получают единицы. А я всегда говорю - не надо нам премий, дайте зарплату.

Что такое учитель? Каков его статус?

в: Теперь не учителя - "училки".

о: Вот именно "училки", особенно у нас, в провинции. Простой пример. В Калаче четыре средние школы и одна семилетняя. И я по пальцам одной руки могу пересчитать мужчин-преподавателей. Это все равно что семья, в которой нет отца. А ведь они были - математики на девяносто процентов в школе были мужчины, физики, историки. На учительскую зарплату, без грантов, плохо ли, хорошо, но содержали жену с детьми. И слово "учитель" у нас в городке произносилось с уважением. Они шляпу носили, и никто им не говорил: "Чего шляпу надел?" Сколько им там платили?.. Примерно столько же, что и всем хорошим рабочим, инженерам. А что сейчас? Окончить институт с красным дипломом и идти в школу, чтобы получать три с половиной тысячи? Потому мужики из школы и ушли.

У нас в Калаче есть прекрасная учительская династия Рукосуевых. Первый из нее, Василий Андреевич, пошел еще в 30-е годы - босиком, с ботинками в котомке, чтобы не бились, - в Волгоград, в педучилище имени Песталоцци.

в: Все-таки фантастическая у нас страна была! Босиком, чтобы не сбить единственные ботинки, но - учиться; тысячи километров от столицы и от Европы, но - Песталоцци...

о: А за Рукосуевым ведь потянулись и другие. У нас из станицы Голубинская много учителей вышло. И дочь Василия Андреевича, и сыновья учительствовали. Внук его, Женя Рукосуев, тоже пошел в Волгоград, в мужской педагогический лицей. Было ему лет 14-15. Пришел к директору: хочу быть учителем. Зови родителей. Какие родители? Я сам пришел. После лицея окончил пединститут, преподавал в школе. Ученики его любили. Женился, дети. А зарплата?! И все - ушел в воинскую часть. Высшее образование есть, предложили подучиться на курсах, стать лейтенантом. Он не захотел становиться военным - лучше буду старшиной, портянки считать. Вот и считает... Уже даже физкультурников-мужчин в школе не осталось. О чем говорить, если рабочие на железной дороге вдвое больше получают...

Вот он статус учителя. Должны же наконец там, наверху, понять, что учитель, школа - это основа государства. Особенно в период развала одной государственной системы и смены ее на другую...

в: Но ведь 20 лет уже почти прошло!

о: Что такое 20 лет?! Это работа на сотни лет. Сотни. Нам очень хочется уже завтра зажить, как в благополучной Европе. Мне самому хочется. Но никаким указом этого не добьешься. Только потихоньку, потихоньку...

в: Борис Петрович, а ведь и статус писателя изменился. Вы последний лауреат премии Солженицына, который был назван жюри при жизни Александра Исаевича. После смерти Солженицына много разговоров о том, что писатель в России уже не будет тем, чем он был в течение двух последних веков, - и философом, и политиком, и духовным наставником: нет претендентов на эту роль сегодня, и сама роль себя исчерпала.

о: Плакать у нас всегда любят: "Конец света наступит... Писателей не будет... Литературы не будет"... Словом, ничего не будет! Этот плач раздается не первый год и даже не первое столетие. Все у нас есть, и все у нас будет. У нас есть большая страна. У нас есть русский народ - большой народ, талантливый народ. Как это в таком народе не будут рождаться талантливые писатели?! Пушкин умер, но Пушкин жив. И Толстой жив. Вот сейчас умер Солженицын. Господи, упокой его душу. Спасибо ему. Будем читать, будем чтить. Но поднимаются новые люди и новые писатели. Верить в то, что их нет, - это взять да и на осине повеситься. Все будет - и литература, и писатели.

Если бы можно было обойтись без литературы, ее б давно уже не было. А раз Библия до сих пор жива... Про телевизор и компьютер - это все байки. Когда начиналось радио - мне мать и тетушка рассказывали - вдруг слух прошел, что Митя Харитоненко делает в клубе такую машину, что в Москве будут петь, а у них в Сретенске будет слышно. Конечно, все слушали. Как начиналось телевидение, я помню. В хату с телевизором народу столько набьется - крыша поднималась. Смотрели все подряд. А теперь - особенно летом в селе - какой телевизор! Хотя когда только начали показывать сериалы, бабы бастовали, чтобы посмотреть "Просто Марею", переносили дойку... Сейчас интернет появился. Так это ж только в помощь. Вот и мои книги не достать, а в интернете читают. Пока игрушечка новая, поиграются. А как можно читать стихи в интернете?..

в: А читатели "как класс" в Калаче сохранились?

о: Конечно, читателей сейчас намного меньше, но после такого провала длиной в два десятилетия спасибо, что эти есть.

В 90-е, когда рухнуло все, я решил, что писать больше не буду. Литература и сейчас не кормит, гонорара за повесть как раз хватит на дорогу в Москву и обратно, но тогда и того не было. Начал разбирать письма читателей - за многие годы. Долго читал. И трудно, и больно читать, и радостно. И решил, что все это не зря.

Мне кажется, новая моя книга, которая вышла совсем недавно, называется неплохо - "Плакать не надо". Нужно жить. Осмотреться, оглядеться, подумать - и молодым, и старым - и жить. Потому что второй жизни не дано, плачь не плачь. Я думаю, что все мои книги, и прежние рассказы и повести - они об этом же: о жизни на земле, о жизни в России, о жизни все-таки прекрасной, несмотря ни на что.